Бедный студент

         

Людмила и Валерий Демины

БЕДНЫЙ СТУДЕНТ
Сценарий музыкального фильма для молодежи
(Победитель сценарных конкурсов кинофестивалей «Покров» и «Золотой Витязь»)

Москва 2008-2015 г.г.

Тексты песен даются условно, авторы: В.Евпатов, С.Князев, И.Растеряев, М.Шелехов, В.Ирхин, В.Демин, группа «Дыши»

НОВЫЙ УСАД, ДЕРЕВНЯ ПОД АРЗАМАСОМ. ВЕСНА. ПРИБЛИЖАЮЩИЕСЯ СУМЕРКИ.
Вдали беспорядочно разбросаны игрушечные деревенские домики, дальше, на холме, видна такая же маленькая игрушечная церковь. В стороне от деревни на склоне, в лучах заходящего солнца, похожая на мираж, виднеется белокаменная, в колоннах, усадьба, видимо, недавно отреставрированная.
Тишина. Пение птиц … 
На крыльце большой, черной от старости, рубленой избы сидит парень с гитарой на коленях. Ему чуть за 20. Это Олег Потапов. Он сочиняет песню. На крыльце перед ним лежит раскрытый блокнот с недописанными словами стихов, рядом валяется чехол от гитары.
Дверь в дом распахнута, внутри видна старая, брошенная хозяевами мебель, печь, в которой догорают не дрова, а мусор, который до этого собрал здесь Олег и теперь вот сжигает… Он смотрит на тень от дома с дымком над ним, на чудный вид, открывающийся с крыльца…
За его спиной деревенские дома ближе, и мы видим, что они, в основном, вымершие, с заколоченными ставнями и дверями… Мертвый остов от большого коровника, все разбито — одни стены и крыша… Брошенная то здесь, то там заржавевшая техника — среди травы и бурьяна…
Рука Олега по-прежнему неподвижно лежит на струнах гитары, и горестно сложены сомкнутые губы, когда за кадром начинает звучать его голос:

Зачем любил, зачем я был любим?
Зачем гляжу я, как блуждает дым
Над этой умирающей избой,
И облака берут его с собой –
Куда?

Последнее слово у него вырывается уже вслух, и он ударяет по струнам гитары…

Зачем сижу на этом вот крыльце,
Где дед мой плакал о своем отце,
А позади, обняв его, стояла
Та девочка, что позже называла
Меня – «сынок»?

Олег морщится, слова явно его не устраивают. Перебирает струны, думает…
Возникают новая концовка куплета:

Зачем сижу на этом вот крыльце,
Где дед мой плакал о своем отце,
А позади него, его жалея,
Стояла девочка, которую позднее
Я мамой назову…

ЭЛЕКТРИЧКА. СТУК КОЛЕС. ЗАКАТНОЕ СОЛНЦЕ.
Олег сидит у окна в полупустом вагоне, рядом с ним на сиденье уже зачехленная гитара.
Он смотрит, как мимо плывут нежные весенние русские пространства. В его голове продолжает звучать его новая песня.

Зачем рукою трогаю венец
Со старым срезом годовых колец?
Зачем всё думаю: неужто же зазря,
Зазря пропала Родина моя?
И мамы нет…

Надеемся, вы заметили, что уже появилось название фильма, и вслед за ним, в тщеславном упоении сменяя друг друга, замелькали вступительные титры… Как догадываются зрители, название фильма «Бедный студент» относится к сочинителю песни, хотя самые внимательные из них, возможно, определили, что для бедного студента его гитара слишком шикарна…

Зачем рукою трогаю венец
со страшным срезом годовых колец?
Зачем хочу я, чтобы этот дом
был с ласточкиным маленьким гнездом?
Зачем?

Стемнело. Электричка замедляет ход у конечной остановки.
Олег выходит из вагона с зачехленной за плечом гитарой. Мелодия песни, подхваченная оркестром, разрастается, и теперь в ней отчетливо звучит тема неприкаянности человеческой души, ее одиночества и смятенности.
И прощальным видением, еще раз – освещенная луной, с темными окнами – возникает ночная усадьба. Как живое существо, она словно ждет кого-то…

УЛИЦЫ МОСКВЫ. НОЧЬ. Вспыхивает ночными огнями весенняя столица.
Камера плывет над безлюдными улицами окраины города…
Недорогая иномарка неуверенно едет по пустынной улице. Завидев впереди фары, она робко прижимается к бордюру тротуара и едет еще медленней.
В машине двое – за рулем парень с горящими глазами и перспективной внешностью. Это наш эпизодический персонаж с именем Антон. И рядом с ним – наша главная героиня. Ее зовут Ольга. Ольга Орлова. Чуть за 20. Как и нашему Олегу, которого она не видит.
Впрочем, не видит ее и он. Быстро топает по тротуару, опустив голову (зачехленная гитара по-прежнему на плече). Видимо, он продолжает сочинять в уме свою песню о старом доме, о Родине, о маме.
Время идет, музыка плывет, а наши герои пока не знают, что они главные не только для нас, но и друг для друга.
Ольга со своим приятелем обкатывают только что купленную им машину. (Купил и обкатывает собственно Антон, ночью – потому что без инструктора за рулем впервые, она же просто «морально поддерживает» его в этом волнующем, почти ритуальном действе.)
Олег же торопится туда, где он живет…
Машина проехала мимо, развернулась у светофора, и покатилась обратно.
На тротуаре уже никого… И никто не заметил этого.
Никто, кроме нашей камеры. Шел человек по тротуару, и нет его…
Машина проезжает мимо того места, где только что был он, а камера, медленно плывущая над улицей, вдруг останавливается, замирает, меняет направление своего взгляда…
Ее внимание привлекает довольно обшарпанное, казенного вида, пятиэтажное здание с табличкой у парадной двери: «Студенческое общежитие экономического института». Слегка ускоряясь, камера поднимается к его темным окнам, поблескивающим отраженным от уличных фонарей светом. В одном из них, на третьем этаже, загорается голая лампочка, освещая скромную студенческую келью с двумя кроватями по бокам… Через окно видно, как вошедший в комнату Олег радостно тормошит спящего друга (имя его нам еще пригодится, это Павел), тот принимает это как должное – позёвывая, садится на постель с готовностью выслушать очередную бредовую идею закадычного друга.

КОМНАТА ОЛЕГА В ОБЩЕЖИТИИ.
ОЛЕГ. Я все обдумал. Пишем бизнес-план! …
Павел послушно, как сомнамбула, кладет на колени ноутбук и открывает его.
ОЛЕГ. Ты чего?
ПАВЕЛ. Диктуй!
ОЛЕГ. Но не сейчас же, ночью!
ПАВЕЛ. А чего будил?
ОЛЕГ (после паузы, обескуражено). Ну, просто, поделиться…
ПАВЕЛ, Да, с тобой не соскучишься! (Кладет ноутбук на стол и ныряет под одеяло.)

УЛИЦА ОКОЛО ДОМА ОЛЬГИ. РАННЕЕ УТРО. Знакомая машина стоит у подъезда дома. Нашу главную героиню пытается поцеловать эпизодический персонаж, сидящий за рулем – он настаивает, она ускользает… Такое бывает. Не только в сценариях. Впрочем, они еще не знают, что, поцелуй (если он состоится, конечно) будет их последним и потому прощальным… За Ольгой звонко хлопает дверца машины…
Новенькая иномарка мчится по утренним улицам, сублимируя в своей уверенной яростной скорости нерастраченную энергию накопившейся страсти. Одна ночь за рулем, и – такой впечатляющий результат!    КВАРТИРА ОЛЬГИ. КОМНАТА. КУХНЯ.

Ольга на цыпочках входит в квартиру и осторожно закрывает за собой дверь. Это маленькая однокомнатная квартира, похожая на антикварный магазин — такие обычно бывают у художников и всяких незаурядных натур. На стеллаже, в углу комнаты, разместились высокими стопками большие соломенные шляпы, в лентах и цветах.

В кресле за журнальным столиком сидит миловидная хрупкая женщина. На вид ей за сорок, у нее озабоченное уставшее лицо. Это Елена Петровна. Она отрывается от работы, — пришивала искусственную ветку сирени на лиловую шляпу, — и смотрит на дочь, которая теперь стоит перед ней в дверях комнаты…
ОЛЬГА /расстроено/. Мама, ты опять не спишь? Я же тебя предупредила, что вернусь к утру! Или ты мне уже не доверяешь?
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. Почему, доверяю. Но Антон первый раз за рулем – я волновалась! /Встает, подходит к дочери и надевает ей на голову шляпу./ На, примерь!
Ольга подходит к зеркалу. Смотрит на себя. Поправляет шляпу. За ее спиной придирчиво смотрит на ее отражение мать. Становится видно, что шляпа в точности подходит к платью, в которое одета девушка.

ОЛЬГА /грустно/. Ты гений, мама! Гений!
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. Да ладно. Ты свет мой в окошечке, вот и постаралась! /С горечью./ Никому больше не нужна!
ОЛЬГА. А сейчас никто никому не нужен! Все просто друг друга используют. И мне никто не нужен, кроме тебя. /Целует ее./
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /отстраняясь от нее./ Опять с Антоном поссорилась?
ОЛЬГА. Всё у нас нормально. /Быстро переводит разговор на другое/. Мусик, свари мне кофе, крепкого-прекрепкого. У нас сегодня зачет.
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. Как же ты не спавши? /Идет на кухню./ А знаешь, почему вы все время ссоритесь? /Ее голос доносится уже из кухни./ Потому что вам надо пожениться. Жить семьей, родить ребеночка. Ведь уже пора. Ты институт кончаешь, он хорошо зарабатывает, все у него есть, и квартира, и дача, а теперь вот машина…
ОЛЬГА /кричит предостерегающе/. Мама, хватит!!! /Устало плюхается в кресло. Какое-то время сидит, опершись на локти и разглядывает себя в зеркале: шляпа сдвинулась набекрень, ноги стоят косолапо, очень смешной вид…/
…Мать на кухне со скорбным выражением на лице заканчивает накрывать стол для завтрака. Входит Ольга. Видно, что она из-под душа: в халатике, волосы от влаги завились крутыми колечками.
ОЛЬГА /усаживаясь за стол, решительно/. Мама, я всё поняла! Я просто боюсь смотреть правде в глаза. Антону не нужна жена, ему нужна просто — женщина. Ну, не нагулялся, понимаешь? /Упавшим голосом./ Честно говоря, я думала, он мне сегодня сделает предложение. /Плачет. Мать бросается к ней и обнимает./ Кому нужна эта моя глупая девственность, если от нее всем одно страдание. /С отчаянием/. Словно прокаженная какая-то!
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. Ты думаешь, я тебя неправильно воспитала? /По ее лицу тоже текут слезы./
ОЛЬГА. Да что ты, мамочка! Я и сама хочу, чтобы всё было по-настоящему: и венчание, и белое платье, и на белый плат ступить… /Успокаивая мать, гладит ее по спине ладонью, как маленькую./
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /точно так же, обняв, гладит ее по спине/. Это все телевидение, пропаганда: безопасный секс, разврат, извращения! Покалечили детей! Сделали нравственных уродов! /Смотрит на дочь./ Слава Богу, не всех! Моя драгоценность! До сих пор не могу привыкнуть, что Бог послал мне такое чудо!
Ольга поднимает к матери заплаканное лицо и видит на себе ее восхищенный сквозь слезы взгляд. Они смеются.
ОЛЬГА. Всё! Антону больше не звоню. Пусть помучается.
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /возвращаясь к плите/. Да он бы давно сделал тебе предложение, как миленький, если бы ты была богатой невестой. /Ставит перед Ольгой тарелку с омлетом./ А ты — бесприданница. У тебя, кроме дюжины моих шляп, нет ничего. /Тяжело вздыхает./ Я теперь понимаю родителей, которые хотят выдать дочерей за состоятельных женихов. Мечтала: вот Антон на тебе женится — и заживем….
ОЛЬГА /смешливо/. Тогда пойми и Антона! Почему бы и ему не мечтать о выгодной партии? /Задумывается./
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. Да понимаю! Всех при желании можно понять. Но я так устала бороться с нуждой! Все сразу навалилось: и твой отец умер, и без работы осталась, и мое здоровье…
ОЛЬГА /неожиданно озаряется/. О, я всё поняла! /Встает и торопливо уже на ходу доедает свой завтрак./
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /продолжая причитания/. Сердце ужасно болит, полчаса поработаю, и лежу…
ОЛЬГА /шутливо, но с напором/. Мусик, родной мой! Выход есть! Скоро я получу диплом, буду зарабатывать деньги, займемся твоим здоровьем — ты ведь совсем у меня молодая и красивая, я подготовлю тебя, как следует, и выдам замуж за богатея! И сама сразу стану невестой с большим приданым! Антон мне сделает предложение и тогда…
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /смеется /. Что тогда?
ОЛЬГА. …и заживем! /Смеются./ Ой, я опаздываю!
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /спохватываясь/. Тебе еще шляпы надо на рынок завезти!…

Елена Петровна смотрит в окно, грустным взглядом провожая свою дочь.

ВЕЩЕВОЙ РЫНОК. УТРО. Покупателей еще почти нет. Продавщицы, весело переговариваясь, развешивают и раскладывают свои товары по прилавкам. К одной из них подходит Ольга. В руках у нее огромный прозрачный пакет со стопкой нарядных шляп. Продавщица приветливо, как со старой знакомой, здоровается с ней, берет пакет, вытаскивает шляпы, пересчитывает их, потом рассчитывается с Ольгой.

КОМНАТА ОЛЕГА В ОБЩЕЖИТИИ. УТРО. Олег, понурый и сонный, сидит на кровати. Вдруг гулко, натужно кашляет. Входит Павел с кружкой чая и калачом.
ПАВЕЛ. Это тебе привет от девочек. /Протягивает ему еду./ Зацени: от голодной смерти спасаю!
ОЛЕГ /благодарно/. Спасибо. /Делает глоток чая, который вызывает у него блаженную мину./ Ты настоящий друг!
ПАВЕЛ /как бы заканчивает цитату/. «…товарищ и брат!», Кодекс строителей коммунизма, 20 век. /Принимается заправлять свою кровать/.
ОЛЕГ /поедая калач/. «Как хорошо, как блаженно жить братьям всем вместе!», псалмопевец Давид, 10 век до новой эры. /Становится понятным, что это у них такая традиционная игра в знатоков./
ПАВЕЛ /поправляет/. Не 10-ый, а 9-ый! /Садится рядом с ним на постель и задумчиво повторяет./ Да, «всем вместе»!.. /Смотрит на фотографию на стене, где они с Олегом в суворовской форме стоят в обнимку среди товарищей./ Вот пойдут у нас эти жены, вся эта мутатень, карьера, детишки, деньги! Сдается мне, Олежек, что, так здорово, как сейчас и как в суворовском, мы уже никогда жить не будем! /Вздыхает с горечью и возвращается к заправке постели./ Никогда!
ОЛЕГ /бодро/. Будем, будем, Пашка! /Допивает чай./ У меня есть план! Знаешь, так америкосы в кино всю дорогу говорят: у меня есть план! /Тоже начинает быстро заправлять свою постель, напевая и как бы поддразнивая друга./ «Наши-то жены, пушки заряжены, вот где наши жены!», понял?… Как жахнем! У нас сегодня что — зачет по истории экономики? /Складывает гитару в чехол./
ПАВЕЛ /недовольно/. Опять на паперть, что ли? Милостыню просить?
ОЛЕГ. Просить — не воровать … /Идет к дверям./
ПАВЕЛ /кричит вслед Олегу/. На зачет не опоздай!

МЕТРО. /Интерьер./ Народу много – час пик. У стены стоит Олег с гитарой и поет:

Я что-то оторвался от корней.
Лишь надо разобраться, от которых?
От васнецовских трех богатырей?
Или холопов в золотых конторах?

Кое-кто из прохожих останавливается и бросает в лежащую перед ним спортивную кепку монету.
В череде этих милосердных городских существ оказывается девушка, вся в сиренево-лиловом одеянии, похожая на героиню Тургеневского романа. Конечно, вы догадались, что это наша славная Ольга. Огромная шляпа наклоняется перед Олегом, монета падает в его кепку, лежащую на полу, прозрачная вуаль со шляпы почти касается его руки, перебирающей струны гитары… Но вот девушка выпрямляется, осенив его невидящим взглядом печальных глаз — и исчезает…

Там целит ворон ворону в глаза,
Там брат у брата вымогает взятку,
И стыдно жить. И умереть нельзя,
Коль совесть пляшет с бесами вприсядку…

Олег делает паузу, и вдруг опять из его груди вырывается надрывный сухой кашель…

СКВЕР ПЕРЕД ПЕДАГОГИЧЕСКИМ ИНСТИТУТОМ. ДЕНЬ. Девушки весело щебечут, сидя на скамейке. Несколько из них в шляпах, в стиле которых узнается почерк Елены Петровны.
Подходит Ольга. Целуется со своими подругами.
ВАЛЯ /полная девушка/. Ой, опять новая шляпа? И каждая — лучше прежних! Дай померить!
Ольга с готовностью ее снимает — та нахлобучивает ее себе на голову.
ЛЕНА /брюнетка/. Да ну, ты в ней как гриб!
ТАМАРА /высокая девушка/. Дай-ка мне! /Снимает шляпу с Вали и надевает себе./
ДЕВОЧКИ /все, одобрительно/. О! Здорово! Тебе идет!
ТАМАРА. Правда, девчонки? /Достает из сумки зеркальце./ Классно? /Ольге./ Ну и мама у тебя: Шанель, Диор и Карден в одном лице! Может, продашь в долг? Деньги — со стипендии.
КРИСТИНА /беленькая девушка/. Наглые вы, девки! Шляпы с руками отхватываете, а как деньги отдавать — вас не дождешься. Оля с матерью и так концы с концами едва сводят!
Тамара с сожалением возвращает шляпу Ольге.
ОЛЬГА /весело/. Может, нам пойти на переход в метро и зарабатывать пением?
КРИСТИНА. А что? Идея! Мы же профессионалки, учительницы пения.
ОЛЬГА /продолжает/. Видели там парня? Поет под гитару. Тоже, наверное, бедный студент.
ЛЕНА. Наденем свои шляпы, вот и готовый ансамбль — «Соломенные шляпки», а? Имидж – классный!
КРИСТИНА. А рядом будет стоять Олина мама с ворохом этих шляп и продавать их. Чем не реклама?!
ВАЛЯ. Девчонки, это же такой бизнес!
ТАМАРА. Да мы на мешке с золотом сидим и не подозреваем, дуры!
ОЛЬГА. Девочки, репетируем! /Начинает дирижировать./
Девочки вскакивают и, пританцовывая что-то среднее между чечеткой и канканом, запевают:

Мы бедные студентки,
нас обучают зря!
Мы будем без работы,
без денег, без тряпья…

Выбегают на аллею и, протягивая руку для милостыни, подбегают к прохожим:

Мы бедные студентки,
все люди нам друзья.
Подайте, Христа ради,
без шляпок нам нельзя!

    

Одни прохожие смеются, другие испуганно отшатываются… Со стороны здания института появляется еще одна девушка, староста группы. Она торопится, и по ее лицу видно, что она озабочена каким-то важным сообщением.
СТАРОСТА /громко/. Выпускная группа! Вас классная дама ждет. Есть заявки от «рублёвских». Ищут учительницу музыки и пения к своим оболтусам.
ВАЛЯ /кричит/. На ловца и зверь бежит! Да это же деньги, живые деньги!
СТАРОСТА /строго/. Берут не всех! На конкурсной основе!
Все направляются к парадному входу в институт, продолжая танцевать и петь:

Оболтусов на баксы
мы будем обучать:
зубную пасту с ваксой
по вкусу отличать!
Мы бедные студентки,
учились мы не зря!
Подайте, Христа ради,
все те, кто нам друзья…

ИНСТИТУТ ЭКОНОМИКИ. КОРИДОР. Экономики нет, зато институтов экономики – пруд пруди… Перед дверями аудитории с учебниками и конспектами толпятся студенты. Читают, повторяют, дают друг другу консультации. Среди них Павел. Появляется Олег с гитарой в чехле за спиной и с огромным бумажным пакетом в руках.
ОЛЕГ /громко/. Пирожки! Горячие! С луком, с вареньем и с грибами! Налетайте!
Студенты, одобрительно гудя, подходят к нему и привычно по-быстрому опустошают пакет.
ДЕВУШКА /читая с листка, продолжает выспрашивать у Павла./ «Самый первый экономист в истории человечества?»
ПАВЕЛ /диктует, выуживая из пакета Олега пирожок/. Царь Хети Третий, Древний Египет: Его основная экономическая мысль: «Не строй свою гробницу, разрушая прежние».
ОЛЕГ /небрежно/. 21-ый век до новой эры. Актуально.
ПАВЕЛ /поправляет /. 22-ой! «Поучение сыну»
ДЕВУШКА /смотрит на невозмутимых друзей/. Вы прикалываетесь, что ли?
ПАВЕЛ. В такой момент? Мы что, на садистов похожи?
ДЕВУШКА /снова заглянув в листок, уже не очень уверенно/. «Экономический романтизм»…
ОЛЕГ. 19-ый век, основатель – швейцарец Жан Шарль Леон Симонд де Сисмонди. Ратовал за… /Не выдерживает и смеется, думая, что все-таки удивил друга./
ПАВЕЛ /невозмутимо продолжает/. …за кормежку нищих. Только он не Леон, а Леонард. Жан Шарль Леонард Симонд де Сисмонди. /Видит распахнувшуюся в аудиторию дверь и подталкивает к ней девушку/. Ладно, перед смертью не надышишься! /Втолкнув девушку, поворачивается к Олегу./ Ты следующий. /Отправляет последний кусок пирога в рот и, видя по-детски огорченное лицо проигравшего раунд Олега, уже из жалости добавляет/. Ты настоящий друг! А то не экономика в мозгах, а свиная отбивная!
ОЛЕГ /хмуро/. Будет тебе и свиная отбивная на ужин! /Засовывает ему в нагрудный карман деньги./
ПАВЕЛ /рассматривает деньги, не особо удивляясь/. А что — мы не вместе будем ужинать?
ОЛЕГ. Если сдам, обещал себе премию. Романтическое свидание!
ПАВЕЛ. Ну, ты жируешь! С француженкой этой? Николь? Ты же говорил, у вас всё кончено?
Олег не успевает ответить. Из аудитории выходит парень, вид у него кислый, все поворачиваются к нему.
ПАРЕНЬ. Попались “Шоковые реформы”. “Удачи и поражения.” Какие удачи, кто знает?
ПАВЕЛ. Все в шоке – разве не удача? /Вталкивает Олега в аудиторию.)
ПОДРУГА ПАРНЯ (протягивает ему последний пирожок). На, утешься, не везет в реформах, повезет в любви!
ПАРЕНЬ. Думаешь?

АУДИТОРИЯ. ДЕНЬ. Несколько студентов за столами готовятся к ответу. Преподаватель сидит у доски.
ОЛЕГ /он одной рукой держит за ручку свою зачехленную гитару, в другой у него билет; прочитав его, говорит преподавателю/. Я могу сразу отвечать.
ПРЕПОДАВАТЕЛЬ. Повезло с билетом?
ОЛЕГ. Очень! Я к этой теме готовился всю свою жизнь. /Расчехляет гитару./
ПРЕПОДАВАТЕЛЬ /читает в билете/. «Современные воззрения на экономику аграрного сектора». /Поднимает голову к Олегу, который уже стоит против него с гитарой наизготовку./ Что ж, любопытно…
ОЛЕГ /ударяет по струнам./ Посвящается комбайнерам всей страны! /Поет/

Далеко от больших городов,
Там, где нет дорогих бутиков,
Там другие люди живут,
О которых совсем не поют…

Не снимают про них сериалов,
Ведь они не в формате каналов
И не пишет про них Интернет,
Их совсем вроде как бы и нет…

В дверях аудитории толпятся     студенты и слушают – каждый по-своему – музыкальный ответ своего однокурсника на вопрос об экономике аграрного сектора. Кое-кто начинает подпевать.  Музыка постепенно заводит всех. Даже преподаватель, используя указку вместо тросточки, тоже подключается к общему порыву поднять на щит несправедливо забытых тружеников сельских полей.

У них нет дорогой гарнитуры,
Наплевать им на эмо-культуру,
Не сидят «В контактах», в он-лайнах,
Они вкалывают на комбайнах!…

Уже танцуют и поют не только в аудитории, но и в коридорах института…
ОЛЕГ /закончив петь, вскидывает над собой руки/. Слава работникам аграрного сектора!
Всеобщий восторг.

ПОДМОСКОВЬЕ. ЗАГОРОДНЫЙ ДОМ. ВЕЧЕР. 

Два охранника у вахты играют в домино. Рядом лежит большой бульдог и сладко дремлет. Всех троих объединяет какое-то общее, как бы фамильное сходство лицевых мускул. (Это должно быть мило, слегка забавно, но никак не вульгарно. Надеемся на режиссера!)

Вдруг бульдог настороженно поднимает уши и начинает рычать.
ПЕРВЫЙ ОХРАННИК /собаке/. Ты чего, Пиночет?
Собака пружинисто вскакивает и несется в глубь сада.
ВТОРОЙ ОХРАННИК /прислушиваясь к лаю собаки/. Вроде лает приветливо.
ПЕРВЫЙ ОХРАННИК. Соседский кот, наверное. У них дружба. /Делает ход./
У дальнего забора сад очень густой, тенистый и заросший. Собака, радостно виляя хвостом, приветствует спрыгнувшего с забора Олега.
ОЛЕГ. Привет, Пиночет! Никого не всполошил? /Оглядывается вокруг./
Пиночет ластится, требует внимания. Какое-то время Олег играет с ним, тискает его,
катается с ним по траве. На их возню из-за забора философски смотрит соседский кот. Бедный студент, и вдруг такая дружба со злобной псиной в классово чуждом интерьере! Тут что-то не так!
Недалеко раздается женский крик: «Саша! Паша! Домой! Ужинать!»
ОЛЕГ /собаке, приказывает/. Иди туда! Гони детей на ужин!
Пиночет, лизнув на ходу кота, убегает. Тут же раздаются детские радостные возгласы, заливистый дружелюбный лай собаки…
Олег выжидает, когда голоса совсем стихнут, и, прячась за деревья и кусты, подходит к дому.
Дом, в отличие от старого, почти заброшенного сада, новенький, белый, весь обляпанный балкончиками, лоджиями и террасами.
Олег подходит к одному балкону и тихо, несколько раз, как позывные, высвистывает какую-то мелодию.
На балконе появляется девушка, коротко стриженная, в веснушках, личико милое и улыбчивое. Это Николь. Разумеется, желательно, чтоб ее играла какая-нибудь природная француженка.
ОЛЕГ /снизу/. Бонжур, Николь!
НИКОЛЬ. Бонжур! Ты пришель, я не ждаль… /Она говорит по-русски, но изрядно калеча слова своим французским прононсом./
ОЛЕГ. Я сам «не ждаль». Давай быстрей, а то увидят!
Николь исчезает и тут же появляется. В ее руках стул. Она спускает его вниз на толстой веревке. Олег подхватывает его, устанавливает, взбирается на него, поднимает руки к балкону. Слегка подпрыгнув, ухватывается за перила, подтягивается и ловко вскарабкивается на балкон.
По-дружески целует Николь. И тут же ныряет за тюлевую занавеску в комнату. Николь, опасливо оглядываясь, поднимает стул за веревку обратно на балкон.

КОМНАТА НИКОЛЬ. Комната выглядит роскошно, но Олега не смущает эта роскошь, он бесцеремонно валится на тахту. Николь вносит стул в комнату, ставит его у двери.
НИКОЛЬ. У нас сичас июжин.
ОЛЕГ. Это весьма кстати. Стащи мне что-нибудь.
НИКОЛЬ. «Стащи»? «Та-щи»? «Щи»? Не понималь!
ОЛЕГ. Своруй! Воровать — знаешь что?
НИКОЛЬ. Вор?! Это плёхо! Я не могу! Я сдесь гостья. Стидно до красных ушей.
ОЛЕГ. А я твой гость! По русскому обычаю гость — святое дело, должна накормить.
НИКОЛЬ. Ладно, ладно. Буду постараться.
Олег вдруг резко поднимается с постели — на него находит приступ кашля. Чувствуется, что он боится, что его услышат – заглушая кашель, он прячет лицо свое в подушки.
НИКОЛЬ /укоризненно качает головой/. Ты поступать плёхо! Так нельзья! Ты плёхо выглядываешь…
Из дома доносится женский голос: «Николь, ужинать!»
ОЛЕГ. Ну иди, а я пока душ приму. Не забудь мне еды! /Показывает себе пальцем на рот и мимикой так изображает муки голода, что Николь закатывается от смеха./
НИКОЛЬ. Тогда мне нужьен специальни одежд.
Заходит за ширму и в одну минуту переодевается. Появляется в бриджах и в широкой блузе с большими карманами.
Но Олега в комнате нет. Он стоит в дверях комнаты и смотрит сверху сквозь пролеты винтовой лестницы, как внизу вокруг стола собираются хозяева особняка. В его взгляде – тоска. Но он ее тут же гасит, когда рядом появляется Николь. Подмигнув ей с видом заговорщика, он закрывает за ней дверь, и, только оставшись один, снова позволяет себе вернуть в свои глаза эту нам непонятную пока тоску и печаль.

ДАЧНАЯ СТОЛОВАЯ. ВЕЧЕР. За большим овальным столом под тяжелой хрустальной люстрой сидят Николь, Ираида Яковлевна, пожилая, ухоженная, симпатичная женщина, Саша и Паша, близнецы лет шести, и Юрий Андреевич, представительный мужчина с красивым, но надменным лицом, видимо, глава семейства.
Девушка в белом фартуке раскладывает всем жареную индейку с гарниром и уходит.
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА /мужчине/. Юра, детей надо завтра отвезти в город, у них урок музыки. Я нашла учительницу. По рекомендации, из педагогического института.
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /хмыкает/. Этих балбесов – музыке? Мама, ты что? Напрасная трата денег!
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА /обижается/. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало!
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /наблюдая за близнецами, как они суют исподтишка еду друг другу с тарелки на тарелку, чтобы себе меньше досталось/. А вот поплакать бы им не мешало! /Шлепает обоих по рукам./
Николь, пользуясь семейной перепалкой, незаметно отправляет завернутый в салфетку кусок индейки себе в карман. Однако один близнец это замечает. Толкает в бок другого близнеца и что-то ему шепчет на ухо.
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /матери/. Буди их в семь. Отъезд в восемь-ноль-ноль.
Николь с подчеркнутым аппетитом налегает на оставшийся на тарелке гарнир. У нее слегка покраснели уши.
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА /удивленно/. Николь, а где твоя индейка? Тебе не положили? /Кладет ей на тарелку с блюда кусок индейки/. Кушай, а то приедет твой отец и скажет, что вы сделали с моей девочкой, она совсем высохла.
НИКОЛЬ /улыбается/. Вы ест деспот. /Придвигает к себе тарелку поближе/
Близнецы, не отрываясь, наблюдают за ней.
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА /детям/. А вы что не едите?! Боже, как я замучилась с вами!
Николь, пользуясь тем, что внимание переключилось на детей, отправляет и этот кусок индейки с тарелки прямо в карман… Один из близнецов, следуя примеру Николь, тоже наклоняет к себе тарелку, и кусок индейки соскальзывает у него на пол. Второй близнец молниеносно повторяет жест первого — два куска на полу… Дети дико хохочут.
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /беззлобно/. Маленькие мерзавцы! /Хватает обоих за шиворот и выталкивает их из столовой./ Совсем зажрались!
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА /смиренно собирая куски на ковре/. Ну ладно, Пиночет хоть полакомится.
Николь запихивает в оба кармана куски хлеба и фрукты.
Взрослые опять садятся за стол.
НИКОЛЬ /блаженно закатывая глаза и держась руками за живот/. Я объелся! Папа меня не узнавать! Я такой тольсти сталь, как матрешка. /Уши ее уже пылают./
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА /сыну/. Юра, что с тобой сегодня? Такой раздраженный !
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. Много проблем. /Залпом выпивает стакан кефира и встает./ Не обращай внимания. /Уходит./
Женщины молча провожают его тревожно-вопросительными взглядами.
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА /после паузы/. Мужчина-вдовец – страшное дело! Женить его надо!
НИКОЛЬ /с готовностью/. Это ест прекрасни идей! Я мог помогать?
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА. Да кто его с такими вурдалаками возьмет?! Это никакого богатства не надо. /Подходит к окну, кричит./ Саша, Паша! Немедленно в столовую! Кто не ест, тот сказки не зарабатывает!
НИКОЛЬ /встает и за спиной Ираиды Яковлевны ретируется к двери, придерживая оттопыренные карманы./ Спасибо. Большой-пребольшой! Биль очень вкусно. /Исчезает за дверями./

КОМНАТА НИКОЛЬ. ВЕЧЕР. Олег сидит в кресле, чистый и свежий после душа. Входит Николь, оттопыривая от себя блузу. Смотрит в зеркало – цвет ушей понемногу уже восстанавливается.
НИКОЛЬ. Как стидно, Монсеньор! Больше ни за какие гавришки! /Выкладывает из карманов на блюдо, стоящее на журнальном столике, куски индейки, хлеб и яблоки. Брезгливо оттягивает от себя блузу./ Жирни! Бр-р-р!, /Пулей летит в душ./
ОЛЕГ /принимаясь за еду/. Вот это я понимаю! Ты любишь меня, Николь!
НИКОЛЬ /из кабинки душа/. Я любишь тебья. По-русски.
ОЛЕГ /настороженно/. Как это «по-русски»?
НИКОЛЬ. Разве ти не знаешь? Делаю подвиги. Жальею.
ОЛЕГ /разочарованно/. Жалеешь? А где твоя страсть? Ведь была, ты же сама говорила.
НИКОЛЬ /выходит из душа уже в халатике/. А где твой страсть? Ведь биль, ты сам говориль.
ОЛЕГ /после паузы, с грустным вздохом/. Биль да сплиль.
Раздается стук в дверь. Олег мгновенно хватает блюдо с едой и исчезает в душевой.
НИКОЛЬ. Да, входить!
Входит Юрий Андреевич.
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. Николь, я забыл тебе сказать. В Москве есть одно экскурсионное бюро, возят по святым местам, разные там чудотворные иконы. Ты же любишь?
НИКОЛЬ /хлопает в ладоши/. Любишь! Любишь! Хочью!
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. Я купил тебе два билета. /Протягивает ей билеты. Со значением./ Пригласи кого-нибудь для компании. У тебя ведь есть кто-нибудь?
НИКОЛЬ /принимая билеты/. О! Я бистро найти, не беспокойсь. /Рассматривает билеты, где описан маршрут./
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. Это послезавтра, я подвезу тебя к автобусу. /Вдруг замечает у двери стул с привязанной к его спинке веревкой, трогает ее и удивленно поднимает брови./ Ну, спокойной ночи.
НИКОЛЬ. Спойкойной ночьи, Юрий Андреевич! /Тоже трогает веревку на стуле и тоже удивленно поднимает брови./ Странно… Это кто же? /Уши у нее снова пылают./
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. Ты у меня спрашиваешь? /Выходит./

КОРИДОР. Некоторое время Юрий Андреевич стоит у закрытой двери комнаты Николь и прислушивается. И вдруг слышит приглушенный смех и голоса двоих, юноши и девушки. Юрий Андреевич саркастически хмыкает и быстро уходит…

КОМНАТА НИКОЛЬ.
НИКОЛЬ /сбрасывает одеяло и одну подушку на пол, достает простыни/. Твой постель на поль.
ОЛЕГ. Это что за новый мировой порядок?
НИКОЛЬ. Сам сказаль, твой страсть уходит, мой страсть уходит. Смысль уходит. Давай любить один друг другого по-русски…
ОЛЕГ. Это ты меня так жалеешь? Понятно… Идешь на подвиг! /Устраиваясь на полу/. Набралась православия, бедная… А мне вот тебя действительно жалко… Жила бы в своем Париже. Так нет! На экзотику ее потянуло!… А русская жизнь не для слабонервных!
НИКОЛЬ. Я закалываюсь… как сталь… /Закутывается на тахте в большую простынь, как в белый кокон./

ДАЧНЫЙ САД ПЕРЕД ДОМОМ. УТРО. Нежное солнце, нежная зелень, нежное щебетание птиц.
Ираида Яковлевна усаживает сонных близнецов в машину. За рулем сидит шофер.
Прячась за тюлевую занавеску, за ними наблюдает Олег — из окна комнаты Николь. В его глазах почему-то выражение боли, тоски и жалости. Очень странный взгляд.
Но вот из дома выходит Юрий Андреевич в сопровождении двух охранников.
Олег поспешно отстраняется от окна. Тайна! В доме явно висит какая-то тайна! Вы заметили?

КВАРТИРА ЮРИЯ АНДРЕЕВИЧА В МОСКВЕ. ДЕНЬ. Ольга, опять в новой шляпе и кисейном платье в стиле ретро, осторожно переступает порог квартиры. В руках у нее большая палка с нотами. Ее встречает девушка в белом фартуке, горничная, Таня.
ОЛЬГА. Доброе утро!
ТАНЯ /улыбается/. Здравствуйте. Проходите, вас ждут.
Ольга снимает шляпу, кладет ее на трюмо и следует за девушкой. Они пересекают огромный холл, сияющий натертым инкрустированным паркетом, и проходят в гостиную.
В кресле сидит Ираида Яковлевна и смотрит по телевизору новости. Увидев Ольгу, она пультом выключает звук и поднимается ей навстречу. Таня незаметно исчезает.
ОЛЬГА. Здравствуйте! Я — Ольга Николаевна.
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА /улыбаясь/. А я Ираида Яковлевна, бабушка близнецов. Матери у них нет, она умерла. /Вздыхает./ Это я к тому, что ребята они трудные, но, я прошу, вы сразу не падайте духом. В глубине души они добрые парни, только очень избалованные, ну понимаете…
ОЛЬГА. Понимаю, не беспокойтесь. /Улыбается./ Я думаю, мы споемся.
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА /смеется/. Ну вы знаете наши условия? Я буду вам платить за каждое занятие сразу, так, наверное, вам удобнее?
ОЛЬГА. О! Спасибо! /Смеется./
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА. Ну что, пойдемте к вашим ученикам.

ДЕТСКАЯ. Здесь чуть повеселее, хотя холодный глянец лакированных книг и дорогих импортных игрушек даже и тут наводит невольную тоску. На диване, пришипившись, сидят два малыша-близнеца.
ОЛЬГА /Ираиде Яковлевне/. Спасибо… Теперь мне можно остаться с моими учениками наедине?
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА /даже растерявшись от такой решительности молодой учительницы/. Но это… опасно! Я хотела первые занятия посидеть с вами… Впрочем, пожалуйста… Если что — позовите меня.
Она уходит, за спиной Ольги делая малышам предостерегающие угрожающие знаки.
ОЛЬГА /малышам/. Разрешите представиться: Ольга Николаевна. А вас как зовут?
Малыши от смущения еще больше вжимаются в диван.
ПЕРВЫЙ БЛИЗНЕЦ. Я — Саша.
ВТОРОЙ. Я — Паша.
Ольга переводит глаза с одного на другого, силясь различить их. Видимо, им очень знаком этот растерянный взгляд на них, и они начинают неудержимо хохотать.
ПЕРВЫЙ БЛИЗНЕЦ. Нет, он врет! Он не Паша, он Саша, я Паша.
Ольга совсем теряется.
ВТОРОЙ БЛИЗНЕЦ /толкая первого/. Нет, он врет. Я Паша, а он Саша.
ОЛЬГА /вдруг строго/. А, может, вы и сами точно не знаете, кто вы на самом деле?
Близнецы перестают хохотать и оторопело переглядываются.
ПЕРВЫЙ /твердо/. Я знаю. Я Саша.
ВТОРОЙ /орет/. А я Паша!
Ольга молча направляется к пианино. Малыши плетутся за ней. Когда она подходит к круглому вертящемуся стульчику у пианино, они опять шкодливо переглядываются.
Ольга пододвигает к себе стул и садится. Стул медленно оседает под ней. Теперь Ольга как бы сидит на низеньком табурете, ее лицо вровень с мордашками близнецов, которые, корчась от смеха, стоят рядом. Ольга выжидает паузу с глубокомысленной миной на лице. Дожидается, когда они отсмеются.
ОЛЬГА /проникновенно/. Наверное, вы считаете себя очень крутыми парнями, да?
БЛИЗНЕЦЫ /настороженно/. Ну и что?
ОЛЬГА. Кому вы подражаете? Ну, кто вам нравится?
САША. Человек-паук!
ПАША. Гарри Потер!
ОЛЬГА. Фи! А Щорса знаете? А Чапаева? Да вы чайники!
Малыши недоуменно переглядываются.
Ольга быстро встает, устанавливает стул, как надо, подворачивает винт на нем, усаживается и открывает крышку пианино. Берет первые аккорды.
ОЛЬГА /поет/: Шел отряд по берегу, шел издалека,
Шел под красным знаменем командир полка.
Голова обвязана, кровь на рукаве,
След кровавый стелется по сырой траве.
Эх, по сырой траве!
Малыши заворожено слушают ее.
ОЛЬГА. Пойте со мной!… «Хлопцы, чьи вы будете, кто вас в бой ведет?
Кто под красным знаменем раненый идет?»
«Мы сыны батрацкие, мы — за новый мир,
Щорс идет под знаменем, красный командир.
Эх, красный командир!

ГОСТИНАЯ. Ираида Яковлевна, прислушиваясь к доносящемуся пению Ольги и малышей, с удовольствием протирает пыль с мебели, и время от времени крестится: «Слава Богу!… Слава тебе, Боже!»
Входит Таня с тряпкой в руках.
ТАНЯ /обиженно/. Ираида Яковлевна, ну зачем вы мою работу делаете?
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА /виновато/. Нервы успокаивает. Да и соскучилась я по домашней работе. Всё воспитанием занимаюсь, а способностей-то нет. А вот чистоту наводить — это мое призвание. Иди, я сама.
Таня уходит. Ираида Яковлевна смотрит на часы, потом достает деньги из секретера и вкладывает их в белый продолговатый конверт. И вдруг лицо ее искажается гримасой ужаса.
В дверях гостиной возникают близнецы, головы у них одинаково забинтованы, и у каждого, над правым глазом, на бинте, одинаково зловещее красное пятно. Подняв над собой импровизированные «знамена», они маршируют и бодро поют разученную песню:
Шел отряд по берегу, шел издалека
Шел под красным знаменем командир полка…
Ираида Яковлевна, хватаясь за сердце, бессильно опускается в кресло…
ОЛЬГА. Не пугайтесь, Ираида Яковлевна! Это мы красками, понарошку…

ПЕРЕХОД В МЕТРО. На своем обычном месте с гитарой в руках стоит Олег и поет старую-новую песню в стиле рэп. Как и положено для рэпа, сначала он речитативной скороговоркой выкладывает, как на исповеди, ее простодушный, сумбурный и косноязычный текст, который, как это по всему видно, соответствует его сумбурному состоянию, и только потом из этого сумбура вырывается красивая мелодия припева  :                Взгляни на небо, посмотри, как плывут облака
и солнца свет нам с тобой не поймать никогда!
Наш мир убогий, и в нём нет ни капли души,
везде пороги, ну, а ты не сдавайся – дыши!

Счастливая Ольга бежит по переходу, торопится домой. Вдруг слышит пение. Оглядывается. Видит уже знакомого парня с гитарой в руках. Она открывает сумочку, роется в ней: белый большой конверт прячет поглубже, а из кошелька достает какую-то купюру, а не монетку, как раньше, быстро подходит к Олегу…

ОЛЕГ /продолжает петь/:

…и солнца свет нам с тобой не поймать никогда!
Наш мир убогий, и в нём нет ни капли души…
везде пороги…

Он опять видит перед собой эту огромную, чудную шляпу в лентах и цветах, как она наклоняется перед ним, и на монеты в кепке медленно летит бумажка.
О, этот упоительный рапид, этот заветный миг встречи главных героев – что может быть отраднее сердцу матерого кинематографиста!
Ольга выпрямляется, и на какое-то время их взгляды встречаются. Наступает пауза. Музыка и песня замирают. В метро наступает тишина. И снова обрушивается, кажется уже с самих небес, эта музыка

…ну, а ты не сдавайся – дыши!

Но через мгновение все возвращается в прежнее русло: гудит метро, спешит к маме, домой, забыв о бедном музыканте, Ольга, и продолжает звучать песня:

Взгляни на небо, посмотри, как плывут облака.
И солнца свет нам с тобой не поймать никогда!
Наш мир убогий, и в нём нет ни капли души,
везде пороги, ну, а ты не сдавайся – дыши!

ДВОР У ДОМА ОЛЬГИ. ДЕНЬ.
«Везде пороги, ну, а ты не сдавайся – дыши!» — напевая, всё так же торопливо, почти бегом, приближается Ольга к своему дому. Музыка прекращается. В тишине Ольга делает еще несколько шагов и столбенеет: у ее подъезда стоит машина скорой помощи…

КВАРТИРА ОЛЬГИ. Ольга сквозь слезы смотрит на лежащую на тахте бледную мать, на врача, снимающего кардиограмму, на медсестру, убирающую шприцы с лекарствами.
ВРАЧ /закончив просматривать кардиограмму/. Ну пока обошлось. Инфаркта я не нахожу.
Ольга присаживается на постель к матери, наклоняется к ней, целует ее.
ВРАЧ /продолжает, Ольге/. Но нужен хороший уход. Покой, свежий воздух, положительные эмоции.
ОЛЬГА /твердо/. Все у нее будет.
ВРАЧ. Если позволяют средства, купите лучше одно лекарство, вот это. /Протягивает Ольге рецепт./ Ну, а если нет, вот здесь дешевые… /Пишет другие рецепты./ Эффект, конечно, не тот… /Замечает страдальческое лицо Ольги. Быстро поправляется./ Впрочем, все зависит от организма. Иногда лучше помогает самое простое и дешевое средство…
…Ольга закрывает дверь за врачом и медсестрой. Возвращается к матери в комнату.
ОЛЬГА /матери, доставая из сумки белый конверт/. Мам, посмотри, сколько я заработала за два часа? Столько, сколько ты за неделю. Купим тебе самое дорогое лекарство!
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. Ты моя радость, моя драгоценность, мое чудо, мое счастье… Я уже выздоравливаю. /Помолчала, подумала о чем-то своем./ А как Антон? Вы помирились?
ОЛЬГА /укоризненно/. Мама, я уже читаю твои мысли! Ты сейчас подумала о том, что умрешь, а я остаюсь одна, непристроенная, без мужа, без родни…
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. Ладно, ладно, не умру! Дождусь твоего жениха! Принца!
ОЛЬГА /весело/. Вот и хорошо! Тогда тебе придется еще сто лет жить — и все равно — не дождешься: принцы давно закончились! Их нет, вообще нет. Вымерли. Как динозавры.
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. Надо же, как странно! Принцы вымерли, а Золушек пруд пруди…
ОЛЬГА /шутливо/. Зато для тебя короли еще остались! Представляешь, отец этих моих детей – вдовец! Богатый – жуть! Мать его очень милая, значит и он… Яблоко от яблони…
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /ласково гладит ее руку/. Ах, ты мое яблочко милое!
Они снова грустно смеются, поняв, что хвалят самих себя…
…За окнами квартиры потемнело. Льет весенний проливной дождь. Благодарно шумят зелеными кронами деревья перед окном…
Елена Петровна спит…
Ольга стоит у раскрытого окна и всей грудью вдыхает влажный воздух. Тихо запевает, вспоминая услышанную в переходе песню.

…Наш мир убогий, и в нём нет ни капли души,
везде пороги, ну, а ты не сдавайся – дыши!

Пропев последнее слово, Ольга невольно испуганно оборачивается…
Елена Петровна лежит в той же позе… Ольге пришлось долго смотреть на нее, чтобы увидеть, что грудь ее тихо и равномерно движется вверх и вниз. Тихо-тихо… – такое еле заметное движение, которое определяет для нас всё. Всё движение сюжета. И вот что таинственно и страшно – не только в сценарии, но и в жизни… «А ты не сдавайся – дыши!»

АПТЕКА. ДЕНЬ. Ольга протягивает фармацевту рецепт, и пока та изучает его, предусмотрительно вытаскивает из сумочки белый конверт.
ФАРМАЦЕВТ /Ольге/. Но это очень дорогое лекарство, вы знаете? /Ольга кивает головой утвердительно./ Три тысячи сто пятьдесят.
ОЛЬГА /не понимая/. Сколько?
ФАРМАЦЕВТ. Три тысячи сто пятьдесят рублей./Возвращает рецепт./
ОЛЬГА /вертит белый конверт/. Сколько?
ФАРМАЦЕВТ. Три тысячи сто пятьдесят!
Ольга, совершенно потрясенная, тоже отходит и опускается на скамейку у окна. Белый конверт в ее руках дрожит. Она заглядывает туда еще раз, словно надеется обнаружить там больше денег.

ЦЕНТР МОСКВЫ. ДЕНЬ. У старинного здания, где разместилось экскурсионное бюро, стоит «икарус». Он заполняется пассажирами. Олег стоит рядом и высматривает Николь.
Вот он видит приближающийся к автобусу пуленепробиваемый «крайслер» в сопровождении джипа с охраной. Олег прячется за спинами экскурсантов. Лимузин останавливается, оттуда выходит Николь и бежит к автобусу.
Юрий Андреевич из машины видит, как Николь и Олег дружески целуются и ныряют в автобус. Удовлетворенно хмыкнув, он делает знак шоферу, что можно ехать…
Они трогаются почти одновременно: «крайслер» и «икарус». Но их пути расходятся…

САЛОН АВТОБУСА. Олег и Николь уже на своих местах. Звонит мобильный у Николь. В поисках телефона она роется в карманах, в сумочке. Наконец, находит. Прикладывает к уху.
НИКОЛЬ /Олегу, объясняет, кто звонит/. ПапА! /Радостно./Приезжает в субботу! /Начинает оживленно лопотать отцу по-французски./
…Вы видели когда-то фильм «Большой вальс»? Если да, то, конечно, помните знаменитую сцену рождения вальса «Сказки Венского леса»: сначала один соловьиный посвист, потом другой, потом пастушья свирель, потом скрип колес и щелканье бича — и вот на наших глазах из самой музыки жизни рождается вечная музыка Иоганна Штрауса… Вдохновленные этой сценой и почитая сие не за плагиат или, не дай Бог, за некую вторичность, но лишь за художественное эхо, благородную и благодарную цитату (существует и такая традиция в искусстве), размечтались и мы увидеть в будущем фильме эпизод, который условно можно было бы определить известными Ахматовскими словами: «из какого сора растут стихи».
Примерно так: автобус едет, а его пассажиры, один за другим отвечают на звонки своих мобильных телефонов, а потом, почувствовав, что из этих музыкальных обрывков, звоночков, голосочков, сигналов сработавшей автосигнализации с улицы, воя сирен и прочее, и прочее – из всей этой городской какофонии нечаянно получается какая-то новая общая мелодия…
Так на наших глазах пусть да родится… что? Вальс — не вальс, симфония – не симфония – словом, музыкальное нечто – то, что при желании можно было бы назвать героической песнью, ироничным гимном современной городской жизни и мобильной связи. Эта песнь перебрасывается на телевизор, подвешенный к потолку автобуса. И в музыкальном клипе, вспыхнувшем на его экране, мы непостижимым образом видим телефонных собеседников наших пассажиров. Они оказываются во всех тех красноречивых ситуациях, в которых наши современники и могут сейчас общаться друг с другом. Тут всё – от сидения на стульчаке и в президиуме до собирания грибов в лесу, хождения в армейском строе, стоянии в футбольных воротах, даже в головокружительном пируэте балерины на сцене или во время пребывания актера в гробу посредине павильона – в самый разгар съемок: звонок в гроб, срывающий, как потом оказывается, съемку очередного дубля… Словом, фантазии развернуться есть где… 
Но вот музыка затихает. Экран телевизора гаснет. Мобильники прячутся в свои норки.
Автобус останавливается. Пассажиры с любопытством смотрят в окна: куда приехали? Какой-то храм…
ЭКСКУРСОВОД /стоит в проходе перед креслами, говорит в микрофон/. Проверьте еще раз, все выключили мобильники? /Оглядывая пассажиров, выдерживает паузу./ Экклезиаст сегодня сказал бы: есть время включать мобильную связь и есть время ее выключать. Вот сейчас как раз это время и наступило: выключить и забыть. Потому как сегодня у нас не экскурсия, братья и сестры, а паломничество. Вам предлагается не смотреть на экспонаты, как на рыб в аквариуме, а как бы стать этой самой рыбой и нырнуть в этот самый аквариум…
Олег, слушая экскурсовода, переводит взгляд на Николь, видит ее округлившиеся глаза и приоткрытый от удивления, как у ребенка, рот… Наконец, снисходительно хмыкает и снова поворачивается к экскурсоводу.
ЭКСКУРСОВОД /продолжает/. Это обычно мы – в чужом нам мире, и душа наша, как выброшенная на берег рыба, так привычно задыхается среди греховного смрада, что даже не замечает этого. А в храме она чувствует, что, наконец, она – дома…

ХРАМ ПРОРОКА ИЛЬИ ОБЫДЕННОГО. /Интерьер./ Экскурсанты входят в прохладное, великолепное лоно храма. Народу в нем почти нет — утренняя служба уже закончилась. Только несколько одиноких фигурок застыли кое-где у икон в молитвенных позах…
ЭКСКУРСОВОД /приглушенным голосом/. Сейчас мы подойдем к чудотворной иконе, которая называется «Нечаянная радость». Вы увидите на этой иконе золотые крестики, драгоценные камни, это все приносили сюда люди и по благословению оставляли – в благодарность Царице Небесной за чудо…
Николь и Олег слушают экскурсовода, взявшись за руки, как дети. Глаза Николь горят фанатичным блеском, у Олега энтузиазма поменьше, он оглядывается вокруг с таким деловитым видом, словно собирается делать здесь ремонт, а не вымаливать чудо. И вдруг в той стороне, куда указывал экскурсовод, перед иконой «Нечаянная радость», он видит знакомую фигурку в большой шляпе и длинном платье.
На какое-то время на него словно находит столбняк, он замирает и перестает слышать голос экскурсовода… Но вот, наконец, приходит в себя, что-то возбужденно шепчет Николь на ухо, показывая пальцем на часы. Та послушно и равнодушно кивает головой, быстро чмокает его в щеку и вновь все свое внимание устремляет на рассказ экскурсовода, даже продвигается к нему в самый первый ряд.
ЭКСКУРСОВОД /продолжает/. Вы сейчас увидите внутри иконы другую икону и перед ней человека на коленях. Это разбойник. Уходя на разбой, он каждый раз молился Божьей Матери. Просил, чтобы удача была. И вот однажды вдруг видит: Богородица повернула к нему лицо, а из ладошек ее Младенца текут капельки крови. И он заплакал. «Значит, это правда! – он действительно существует, ТОТ МИР, и ему есть до нас дело!» — понял он. Совесть его сотряслась, и жизнь его уже не могла быть прежней. Эти слезы всё изменили для него. Они стали его нечаянной радостью… Нечаянная радость и слезы на Руси — всегда рядом…
Олег, прячась за колоннами в полумраке церкви, осторожно подходит к девушке. Да, нет сомнения, это та самая странная девушка, которая уже несколько раз подавала ему милостыню.
Ольга что-то шепчет перед иконой, потупя голову…
Вот она боковым зрением видит, как к иконе начинают подходить экскурсанты. Ольга быстро прикладывается к иконе, крестится и тихо, как-то боком, идет к выходу, рукой поспешно вытирая слезы.
Олег торопливо следует за ней, но так, чтобы она не увидела его.
Они выходят на улицу…

УЛИЦЫ МОСКВЫ. ДЕНЬ. Час пик, много народу. Олег, проталкиваясь сквозь толпу, преследует Ольгу, которая, скорбно потупив голову, быстрым, но легким шагом идет куда-то, видимо, в сторону метро.

МЕТРО. ПЕРЕХОД К ПОЕЗДАМ. Олег быстро сбегает по движущемуся вниз эскалатору, мимо стоящих людей, стараясь не терять из виду за их затылками контуры знакомой шляпы.
Увидев девушку, входящую в дверь вагона, в последний миг успевает влететь в соседний вагон.
Она стоит у окна в хвосте вагона, а он тоже у окна, в голове другого вагона, и может хорошо видеть ее, оставаясь незамеченным.

УЛИЦА. ДЕНЬ. Они почти вместе выходят из метро и идут по безлюдной старой улочке.
«Улица Школьная», — читает на табличке Олег. «Дом № 9», — отмечает он дальше, когда вслед за девушкой входит во двор, заросший высокими тополями. Они сбрасывают первый пух, и весь асфальт покрыт легкими пушистыми комьями… Олег дожидается, когда девушка войдет в свой подъезд.

ДОМ ОЛЬГИ. ЛЕСТНИЦА. Олег осторожно поднимается по лестнице, предусмотрительно оставляя между собой и девушкой расстояние в один пролет.
Вот она ключом открывает квартиру. До Олега доносится женский голос.
ГОЛОС ЕЛЕНЫ ПЕТРОВНЫ. Олечка, моя радость! Ты сегодня так рано?
ГОЛОС ОЛЬГИ. Мама, тебе же лежать надо!…
И дверь захлопывается. Олег поднимается ближе к дверям, достает из кармана джинсов знакомый нам потрепанный блокнот, в который он записывал слова своих песен, и пишет крупно и размашисто сверху на обложке: «ОЛЕЧКА, Школьная, 9 — 20», подчеркивает запись, и, удовлетворенный, засовывает блокнот обратно в карман…

АЭРОДРОМ. АЭРОВОКЗАЛ. ВЕЧЕР. На аэродром приземляется огромный белый лайнер…
Толпа встречающих с нетерпеливым видом ждет появления пассажиров. Среди них стоят Юрий Андреевич и Николь с букетом цветов.
НИКОЛЬ /вдруг взвизгивает/. Папа’, папа’! /Машет букетом./
На ее возглас из вереницы входящих на аэровокзал людей оглядывается сухощавый пожилой мужчина, такой же рыжеватый, как и Николь. Он широко улыбается ей и торопится навстречу… Это отец Николь. Бессловесная и безымянная роль, но – без иностранного капитала сегодня никуда!

ЗДАНИЕ МЕТРО У ДОМА ОЛЬГИ. РАННЕЕ УТРО. Продавщицы, сонно позевывая, расставляют букеты цветов на свои прилавки, сортируют розы, упаковывают их в шелестящие целлофановые обертки.
Из дверей метро выходит Олег. Он подходит к цветочницам и придирчиво осматривает их товар. Затем покупает одну розу, самую красивую и крепкую. Вдруг видит продавщицу, которая несет ворох бракованных роз к урне, лепестки у них обмякли и некоторые падают на асфальт, устилая путь к урне.
Лицо Олега озаряется какой-то идеей. Он подходит к этой продавщице и что-то говорит ей. Та удивляется, пожимает плечами и отдает ему увядшие розы. Олег запихивает их в свою сумку. Потом возвращается к цветочницам и что-то говорит им. Те смеются, собирают вокруг себя увядшие розы и тоже отдают Олегу.

ШКОЛЬНАЯ УЛИЦА. РАННЕЕ УТРО. Олег идет по улице, на которой живет Ольга, и на ходу разбрасывает лепестки роз из сумки. Ветра нет, прохожих не видно, так что лепестки лежат на асфальте нетронутые. Из них складывается целая цепочка. След, ведущий к дому Ольги…
Неожиданно останавливается. Это песня неожиданным ураганом ворвалась ему в душу.

“Я храню это право,
Я храню эту участь…”
Посвятиться кому-то,
причаститься кому-то…

Продолжая прокладывать лепестками дорожку к дому или, лучше сказать, к сердцу той, кого скоро полюбит уже беззаветно и навсегда, он напевает на пробу какие-то строки…

ДОМ ОЛЬГИ. ПОДЪЕЗД. Остановившись у подъезда, Олег собирает из сумки последние лепестки, а стебли роз бросает в урну. Зажав купленную розу зубами, с горстью лепестков в сложенных вместе перед собой ладонях он входит в подъезд.

ЛЕСТНИЦА ДОМА ОЛЬГИ. Разжимая ладони и так выпуская лепестки на свободу, Олег продлевает розовую дорожку до квартиры №20… Прислушивается – тишина полная… Благоговейно вставляет купленную розу в ручку двери, поднимается на следующую лестничную площадку. Отсюда хорошо виден вход в квартиру… Устраивается на широком подоконнике, обнимает колени руками и… засыпает.
…Дверь Ольгиной квартиры резко открывается, роза в ее ручке ломается пополам и падает на пол. С помойным ведром на лестничной площадке появляется Елена Петровна.
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /громко/. Оля! Посмотри, что здесь! /Поднимает сломанную розу./
Проснувшийся Олег от волнения сильнее вжимается в стену.
На пороге квартиры появляется Ольга, в халатике, с зубной щеткой в руках.
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /протягивает ей розу/. Надо же, сломала! В ручке двери, видимо, была…
ОЛЬГА /рассматривая розу/. Как интересно!… А кто это мог?
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. Тебе лучше знать! /Несет ведро к мусоропроводу./ Может, Антон?
ОЛЬГА /после паузы/. Вот дурачок! Это похоже на него… Больше некому! /Видит лепестки у двери и по всей лестнице, ведущей вниз. Подбегает к окну на своей лестничной площадке и видит розовую дорожку во дворе. Смеется./ Мама, смотри, он мне всю дорогу лепестками усыпал! Вот хохмач!
Олег на подоконнике отчаянными гримасами изображает свое страдание… Слышит, как за женщинами захлопывается дверь… Достает из сумки булку и принимается ее жевать…

ШКОЛЬНАЯ УЛИЦА. УТРО. Ольга, в шляпе и длинном платье, с рюкзачком за спиной, идет вдоль дорожки из розовых лепестков, стараясь не наступить на них, иногда она осторожно оглядывается, и на лице у нее блуждает смущенная блаженная улыбка.
На небольшом расстоянии от нее, прячась за деревья и кусты, идет Олег…

ВАГОН МЕТРО. ПОТОМ ЭСКАЛАТОР. Давка в вагоне невообразимая. Поэтому некоторое время Ольга не обращает внимания на парня, который стоит, тесно прижатый к ее плечу толпой. Она рассматривает свое отражение в темном окне вагона, поправляет розу, которая очень ловко приколота у нее к платью.
На остановке новая партия пассажиров приближает толпу к положению сельдей в бочке.
ОЛЕГ. Можно, я буду вашим временным ангелом-хранителем?… /Делает из рук маленький забор вокруг Ольги и, упираясь ладонями в поручни, спиной ограждает ее от напирающей толпы. /.
ОЛЬГА /недоверчиво смотрит на него в отражении окна. Наконец, ей удается повернуть к нему голову./ На ангела вы не очень похожи… Даже временного… /Вдруг на лице ее появляется удивленное выражение/. Ой, здравствуйте!
ОЛЕГ /радостно удивляясь, что она с ним заговорила/. Здравствуйте! Мы с вами где-то встречались?
ОЛЬГА /смешливо/. Да!…И не один раз! В метро! /После заминки./ Вы там поете!
ОЛЕГ. У вас не повернулся язык сказать: «побираюсь»?!
ОЛЬГА /отмахиваясь/. Да бросьте!
Толпа выносит их из вагона, они идут рядом к эскалатору…
ОЛЬГА. Мне нравятся ваши песни… Вы их сами сочиняете?
ОЛЕГ. Хобби. Вообще-то, я экономист. Скоро диплом. И очень крутая карьера. /Они входят на эскалатор./ Только не знаю — вверх или вниз крутая…
ОЛЬГА. А я тоже летом заканчиваю! Только ничего крутого — педагогический.
ОЛЕГ. Ничего себе “ничего крутого”!… «Над пропастью во ржи!» — круче не бывает.
ОЛЬГА. Музыкальное отделение.
ОЛЕГ. Музыкальное? Здорово! Выходит, ваша оценка моих творений что-то да значит, так?
ОЛЬГА. У нас был целый семестр авторской песни! /Хлопает себя ладонью по груди./ Мы все профи!
ОЛЕГ /смеется/. С трудом верится – но факт!… Вы сейчас на занятия?
ОЛЬГА. Да. А потом на работу, я подрабатываю уроками. Так что…
ОЛЕГ /скрывая недовольство/. Хотите сказать, что вы очень заняты?
ОЛЬГА. Да! Очень. /Поправляет розу на платье./ Правда.
Они выходят на улицу.

УЛИЦА МОСКВЫ. ДЕНЬ. Олег и Ольга идут по зеленой аллее в сторону института.
ОЛЬГА /озабоченно смотрит на Олега./ А куда вы идете? Скажете: по пути со мной?
ОЛЕГ. Так вышло. С вами по пути… на всю жизнь!
ОЛЬГА /строго/. У меня уже есть попутчик… на всю жизнь. Он мне мой путь усыпал розами!
ОЛЕГ. Розами?
ОЛЬГА. Да, розами!
ОЛЕГ. Как это?
ОЛЬГА. А вот так – взял и усыпал!
ОЛЕГ. А вы уверены, что потом не усыплет шипами?
ОЛЬГА /скептически/. В чем мы можем быть сегодня уверены?!
ОЛЕГ. В чем? /После паузы./ Я, например, «сегодня должен быть уверен, что завтра вновь увижу вас»! /Вдруг на него находит приступ кашля./ Простите! /Отходит в сторону./
Ольга останавливается и сердобольно смотрит, как он кашляет. Ждет, когда он подойдет к ней.
ОЛЬГА. Ну, хорошо, поговорю немного с вами. Только это будет наше первое и последнее свидание. /Садится на скамейку, Олег садится рядом с ней./ Потому что… Я действительно очень занята…
 ОЛЕГ. Да я понимаю! /С подковыркой./ Кто захочет встречаться с бедным студентом, собирающим милостыню на паперти? Ведь вы, наверное, богатая невеста? Был такой фильм старый: “Богатая невеста”… Судя по вашему прикиду… Небось, от Славы Зайцева?
ОЛЬГА /сердито/. От мамы, безработной художницы!… Знаете, мне моя подруга рассказывала, что ее парень долгое время боялся ей признаться, что у него нет машины. Маразм, да? Так вот: я — бесприданница!
ОЛЕГ. Можете мне не верить, но мне это приятно слышать!
ОЛЬГА. Ничего в этом приятного нет. Ну, и хватит об этом. У вас, между прочим, очень нехороший кашель, сухой. Это вы в метро заработали? Стоите на сквозняке…
ОЛЕГ /дурашливо/. У нас с вами сплошная классика: вы бесприданница, я бедный сиротка… /Ловит ее сочувственно-вопрошающий взгляд./ Увы и ах! Ни отца, ни матери, ни самобраной скатерти. Гол как сокол. Слушайте, но я вас тоже начинаю припоминать! Эти грустные глазки, эта шляпа из прошлого тысячелетия… Никак вы мне милостыню подавали?
ОЛЬГА /обиженно/. Ну вот еще! /Надувает губки./ Мне бы кто подал!
Он какое-то время искоса рассматривает ее — и вдруг на него находит неудержимый хохот.
ОЛЬГА /опасливо отодвигаясь от него./ Не понимаю, чему вы смеетесь. И вообще, я что-то начинаю вас бояться. Вы производите впечатление страшного человека: нахального и бесцеремонного.
ОЛЕГ /заканчивает/. Да, я — чудовище! Из сказки «Аленький цветочек», помните?
ОЛЬГА /саркастически/. Вы хотите сказать, что за вашей…
ОЛЕГ / строя соответствующие гримасы/. Да! …неприглядной, глумливой, нахальной рожи…
ОЛЬГА /сдерживая смех, сухо поправляет, как учительница/. … не располагающей к себе внешностью скрывается добрая благородная душа?
ОЛЕГ. Скрывается душа одинокого мятежного человека, который очень нуждается в друге. Просто — друге, понимаете? В любви я разочаровался. Это миф наших предков. Страсть – да! Имеет место быть. Но быстро проходит — и наступает такая скука… Но вот в дружбу, даже между лицами разного пола, в товарищество, в сотворчество — я верю…
ОЛЬГА /вдруг пылко/. «Сотворчество»! … Это да! Это я вас понимаю! А в любви я тоже разочаровалась… /Поправляет розу у воротничка./ Почти…
ОЛЕГ /искренне удивляясь/. Правда? Почему?
ОЛЬГА . Как вам это объяснить… /После паузы тихо запевает./

Любовь сама себя уничтожает,
когда ей высота невмоготу…
И складывает крылья, и пронзает,
как метеор горящий высоту.
Она несется к пажитям зеленым,
в последний раз пространство шевеля,
со свистом оглушительным и стоном
летит навстречу гибельно земля.
Да, видно, небо и любовь — не пара.
И прожигая болью времена,
Безжалостно, живая до удара,
сквозь небо сердца падает она.
Любовь сама себя уничтожает,
когда ей высота невмоготу…

ОЛЕГ /после паузы/. У вас прекрасный голос.
ОЛЬГА. А у вас прекрасные песни. Я бы хотела их петь.
ОЛЕГ. Давайте заключим договор: дружба и сотворчество. И никакой любви!
ОЛЬГА. Ну, хорошо. /Смотрит на часы./ Принесите мне свои стихи и ноты. /Колеблется./ Неужели вы серьезно разочаровались в любви? Я вам не верю!
ОЛЕГ. А я вам — тоже!
ОЛЬГА. Напрасно… Я действительно в этой жизни уже ни во что хорошее не верю.
ОЛЕГ /неожиданно серьезно/. А я верю в нечаянную радость… /Ольга удивленно смотрит на него./ Ну, так когда и где? Мы встретимся?
ОЛЬГА /вдруг громко кричит в сторону./ Девочки! /Машет кому-то рукой./ Наши девчонки.
Она бежит навстречу Кристине и Лене. Они обнимаются и целуются.
Олег на скамейке с удивлением смотрит, как они, продолжая оживленно обсуждать какую-то новость, уходят в сторону института.
ОЛЕГ /кричит/. Оля!
ОЛЬГА /возвращаясь к Олегу/. Ой, простите! Забыла про вас! Тут такая новость… Едем на экскурсию в Смоленск, на целых три дня… Вот мой домашний телефон, созвонимся. /Пишет на бумажке./ А откуда вы знаете мое имя?
ОЛЕГ /искренне удивляясь/. Я – ваше имя? А как вас зовут? /Протягивает руку./ Меня — Олег.
ОЛЬГА. Вы же меня окликнули!
ОЛЕГ. Как окликнул?
ОЛЬГА /растерянно/. “Оля…”
ОЛЕГ. Значит, вас Олей зовут? Очень приятно. А меня Олегом, запомнили?
“Оля! Скорей! Опаздываем!” – кричат ей подружки.
Она смотрит на Олега, и недоверчивое выражение не сходит с ее лица.
ОЛЕГ /изображая возмущение/. Хорошенькое начало для сотворчества! Отошла на шаг и забыла! /Уже вслед убегающей Ольге./ Легко запомнить: Олег – Ольга…

КВАРТИРА ЮРИЯ АНДРЕЕВИЧА. КАБИНЕТ. ДЕНЬ. Юрий Андреевич с нетерпением ждет сообщения по факсу. Вот, наконец, весь лист выполз из аппарата, он вытаскивает его и погружается в его изучение.
Входит Ираида Яковлевна с тряпкой в руках. Дверь остается полуоткрытой.
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА /принимаясь вытирать пыль на книжных стеллажах/. Вы с отцом Николь что-то новое замышляете? Ходите, как заговорщики какие!
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. В том-то и дело, что дел, идей, проектов, возможностей — миллион, да рук и сил не хватает. Позарез нужен надежный человек, свой, понимаешь, мама, свой! С хорошими мозгами. Все ворюги, никому ничего не доверишь… Сплю по четыре часа в сутки…
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА. Ну, своего-то, с хорошими мозгами, ты сам отшил, вот теперь кусай локти!
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. Да это в суворовском перестарались. «Патриотическое воспитание», — но не до степени же идиотизма! «Я лиру посвятил народу своему!» Лиру ладно, но не деньги же! Отцовские!
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА. Он князь Мышкин, понимаешь, князь Мышкин! У тебя родился князь Мышкин.
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. Это всё литература. А в жизни идиот и есть идиот!… Ты же знаешь, как мне все это досталось, каким потом и кровью!
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА (не без юмора). Только не надо, пожалуйста, о крови!
Юрий Андреевич прислушивается: откуда-то доносится дружное пение:

Реют кострами синие ночи.
Мы пионеры, дети рабочих…

ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /у матери/. Это кто поет? Наши?
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА /с гордостью/. Ну! А ты не верил. У них чудная учительница.
Юрий Андреевич, продолжая прислушиваться, встает и выходит из кабинета. Чего-то испугавшись, Ираида Яковлевна торопливо направляется за ним следом.

Сгинула эра рабов и господ,
клич пионеров: «Всегда будь готов!»…

ДЕТСКАЯ. Близнецы воодушевлено поют, стоя у пианино перед Ольгой.
Дверь открывается, и осторожно входят Юрий Андреевич и Ираида Яковлевна. Близнецы с радостным воплем «папа, папа!» бросаются к отцу.
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА. Ольга Николаевна, простите, мы, наверное, помешали, но… хочу познакомить: отец ваших учеников и мой сын … /Ольга встает./ Редкий гость в своем доме…
ОЛЬГА /протягивает ему руку/. Ольга Николаевна.
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /любезно/. Очень приятно. Юрий Андреевич. /Пожимает ей руку./ Значит, вы уже разучиваете песни? Думаете, такие песни — как раз то, что им нужно? /Кивает на близнецов. Мрачно, детям./ Снова будете революцию готовить, черти? /Дети согласно кивают ему головой. Ольге./ А у вас-то откуда этот репертуар?
ОЛЬГА /смущенно улыбнувшись/. Мне дедушка их пел – вместо колыбельных! А вы в молодости какие песни пели?
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА. Ой, еще как они пели! /С гордостью./ Он же у меня геолог!
ПАША и САША /протягивая отцу гитару – сообразительные ребята!/ Спой, папа! Спой!
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА. Спой, светик, не стыдись!
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ / с заминкой/. Ну если так ставится вопрос… /Перебирает струны, поет тихим приятным голосом Окуджаву./
Но если вдруг, когда-нибудь, мне уберечься не удастся,
Какое б новое сраженье не покачнуло б шар земной,
Я все равно паду на той, на той единственной Гражданской,
И комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной…
/Очнувшись./ Не дай Бог! Вот чушь-то мы пели! Прям кадр из фильма ужасов: «И комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной…»
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА /забирая у него гитару, добродушно/. Не плюй в колодец, из которого пил! /Ольге, с гордостью./ И мой старший внук тоже очень музыкальный, он и поет, и играет, и даже музыку сочиняет…

ПРИХОЖАЯ. Ольга надевает свою шляпу перед зеркалом. Юрий Андреевич с детским любопытством наблюдает за ней. Он стоит, обнимая малышей. Всегда угрюмое лицо его разгладилось и посветлело, взгляд стал веселым, искрящимся.
ОЛЬГА / взрослым, вежливо/. До свидания. /Близнецам, нежно./ До встречи, мои хорошие!
БЛИЗНЕЦЫ /кричат/. Не уходи! Нам без тебя скучно! Оставайся тут жить! Не пустим! Не уходи!
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА /теряется/. Вот капризули! Избаловали их!…
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /находит решение. Озаренно/. Ольга Николаевна, а что если мы сейчас вместе пообедаем — время-то обеда? /Смотрит на мать, та энергично и согласно кивает головой./ А, сорванцы, как вы на это смотрите?
Дети от его предложения приходят в восторг.
ОЛЬГА /растерянно/. О, я бы с удовольствием, но… у меня дома мама… Она болеет, очень серьезно… Сердце… Я боюсь ее оставлять надолго одну.
Ираида Яковлевна и Юрий Андреевич переглядываются.
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА /близнецам, строго/. Видите, у нее мама болеет. /Ольге./ Они это понимают, у них мать тоже от сердца умерла.
Близнецы сразу тускнеют, в глазах у них появляется неподдельное сострадание.
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. Сердце — это плохо. / Мрачнеет./ Может, вам помочь чем, Ольга Николаевна?
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА /подхватывает/. Лекарства-то сейчас такие дорогие.
ОЛЬГА /дрогнувшим голосом/. Ну если можете, заплатите мне за одно занятие вперед — и тогда мне хватит на лекарство! /Вдруг всхлипывает, и слезы градом катятся по ее лицу./
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА. Конечно, заплатим! /Суетливо оглядывается в поисках кошелька./
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /достает из бумажника крупную купюру/. Этого хватит?
ОЛЬГА /сквозь слезы/. О, спасибо! Я отработаю!
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /строго/. Вот я даю — и забываю, что дал. И вы забудьте!
ОЛЬГА /принимая бумажку/. Нет, я-то не забуду, никогда! /Признательно улыбается./
Взрослые не замечают, как малыши за их спинами достают сумку Ольги и исчезают с нею за дверью.
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА /обнимает Ольгу/. Не волнуйтесь, все будет хорошо.
ОЛЬГА /просветленно/. Спасибо, большое спасибо! /Ищет глазами сумку./ А где моя сумка?
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /оглядывается. Близнецы сгинули. Кричит/: Сашка! Пашка! Маленькие мерзавцы! Вы сумку утащили? / Ольге, доверительно./ Бандиты!
В дверях кухни, выходящей в прихожую, появляются пыхтящие близнецы, они волочат по паркету сумку Ольги, набитую фруктами, йогуртами и шоколадом. Обе женщины всплескивают руками. Ольга с ужасом и смущением, Ираида Яковлевна — с восторгом и гордостью.
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. Простите, ребята, не врубился. Это по-мужски! /Передает сумку Ольге./
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА. Это они вашей мамочке, чтобы поправлялась и выздоравливала!
ОЛЬГА /отстраняет сумку/. Ни за что! Они же весь холодильник опустошили!
ЮРИИ АНДРЕЕВИЧ. У нас холодильников не один, не так легко опустошить! Берите! Хотя бы в целях воспитания!
ОЛЬГА /в смятении/. А, ладно! /Обнимает малышей./ Спасибо, мои ангелы!

КВАРТИРА ОЛЬГИ. ДЕНЬ. Она стоит на лестничной площадке и с радостным изумлением смотрит на дверь: в дверной ручке опять засунута роза… Большая, крепкая, красная…
Открывает дверь, вбегает с тяжелой сумкой и розой.
Видит в комнате мать. Достает из кармана коробочку с лекарством.
ОЛЬГА /танцует перед лежащей на диване матерью/. Вот тебе лекарство! Самое дорогое и хорошее в мире! Выздоравливай! /Обнимает ее, мать реагирует не слишком радостно./ Мамочка, ты потеряла веру в светлое будущее, да? А я нашла тебе новую, лучше! – знаешь какую? — в Нечаянную Радость!
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /поднимается, обнимает дочь, целует ее. Сквозь слезы./ Значит, нам надо ждать радости, которую не ожидаем! Хитро придумано!
ОЛЬГА. Антон не звонил? /Показывает розу./ Опять в дверную ручку засунул! /Ставит розу в вазу./
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. Антон не звонил, но звонил какой-то парень. Голос незнакомый.
ОЛЬГА. А, это так… временный ангел-хранитель, мы с ним договор о дружбе и сотрудничестве подписали. Будем с девчонками петь его песни. /Идет за водой./ Антон хочет, чтобы я первая раскололась! Но этому не бывать! Пусть помучается… А тому парню, если опять будет звонить, скажи: уехала на экскурсию, вернусь в понедельник. Его Олегом зовут.

САЛОН “ИКАРУСА”. РАННЕЕ УТРО. У окна, прижавшись краем лба к стеклу автобуса, сидит Ольга и смотрит на пролетающие мимо чудные пейзажи милой ее сердцу Родины… Она вбирает глазами ее красоту с тихим восторгом. За ее спиной виден салон автобуса, заполненный ее сокурсницами…
Здесь возможна проникновенная песня о Родине в исполнении хора этих милых девушек-патриоток.

МУЗЕЙ-УСАДЬБА КНЯГИНИ ТЕНИШЕВОЙ ПОД СМОЛЕНСКОМ. /Интерьер./ Перед большим портретом прекрасной княгини стоит женщина с указкой в руке. Ее окружают девушки, среди них Ольга, Кристина, Лена…
ЭКСКУРСОВОД. …но самое большое дело, которое сделала княгиня, это создание сельскохозяйственной школы для крестьянских детей. Преподавали лучшие люди из Смоленска и Петербурга, образование было универсальное. И наука, и ремесла, и искусство – оно обнимало всё, даже музыку! Была идея целостного человека… Создавались уникальные программы и методики…
ОЛЬГА /поднимает руку/. Простите, а они сохранились, эти программы и методики?
ЭКСКУРСОВОД /радостно/. Единственный в мире человек, который может ответить на ваш вопрос, это я! Я их нашла, когда был ремонт в библиотеке. Их уже хотели выбросить. У меня даже руки затряслись от волнения… Если взять эти программы на вооружение, мы сможем воспитать поколение настоящих людей!
Княгиня Тенишева смотрит на экскурсантов с портрета строго и загадочно…

КАБИНЕТ ЮРИЯ АНДРЕЕВИЧА. НОЧЬ ИЛИ ДЕНЬ НЕИЗВЕСТНО – ОКНА ПЛОТНО ЗАШТОРЕНЫ.
Мы попадаем в кабинет в кульминационный момент деловых переговоров между хозяином и его возможным партнером — отцом Николь. Тот изучает сейчас представленный ему Юрием Андреевичем проект. Глубокая тишина
Мы представляем себе здесь шикарную пластически-музыкальную сцену, состоящую из одних шорохов и пыхтений, поскрипываний и шипений, движений подошв и постукиваний ногтей по столу. И, конечно, зловещего скрипа золотых перьев по лощеной бумаге.
Вот этот рыжий и хваткий француз приписывает к итоговой со многими нулями сумме в конце еще один нуль.
Ход за хозяином кабинета. Он напряженно думает и, наконец, так же молча пишет в проекте другую цифру процента с продаж… Француз, после паузы, переправляет третью сумму – вкладываемого им капитала… Хозяин меняет сумму своей доли…
И пошло, и поехало! О, эта музыка бизнеса – она интернациональна и глобальна.
Вкрадчивый шум шуршащей ткани на изгибах дорогих костюмов.
Танец кадыков и напряженно подрагивающих кончиков ботинок…

КОМНАТА В ОБЩЕЖИТИИ. НОЧЬ /музыкальная тема продолжается, но окрашена она уже по-другому/. Олег и Павел сидят рядом за столом у открытого ноутбука и, обложившись всяческими книгами, работают над своим бизнес-планом. Так и написано на черновом листке сверху: «ООО «Новый Усад» БИЗНЕС-ПЛАН».
ОЛЕГ /с азартом/: Смотри, чего я нашел! /Включает на «youTube» ролик «Калифорнийские черви – аграрная технология будущего»./
ПАВЕЛ /пока загружается ролик, тоже с азартом/. Ага, у этих америкосов всё надо брать! И Кремневую долину, и Калифорнийских червей, и бизнес-планы!
ОЛЕГ. Только жизнь должна быть — наша!
ПАВЕЛ. О’кей! Поехали!
Ролик, сопровождаемый восторженным англоязычным комментарием, рассказывает о чудесах современных фабрик биогумуса. Его ведущий с умилением гладит симпатичных дождевых червяков.
ПАВЕЛ /смотрит на Олега потрясенно/. Это же золотая жила! А если нам не дадут кредит?
ОЛЕГ. А это на что? /Берет гитару и начинает петь «Русскую дорогу»./

Вытри слезы, отдохни немного, я русская дорога!
Отходи, а я тебя прикрою, грязью да водою!

ЧИСТЫЕ ПРУДЫ. ДЕНЬ. По воде в сверкающих бликах солнца плавают лебеди.
Олег и Ольга сидят на скамейке, Ольга бросает лебедям крошки пирожного (надо полагать, от безысходной и беспросветной своей бедности!), а Олег искоса разглядывает ее. Она удивительно хороша в своей широкополой ажурной (опять новой!) шляпе, украшенной розами и зелеными листьями, и светлом длинном платье из палевой марлевки. В ее руках листки с нотами и перепечатанными стихами Олега, но сейчас она отвлеклась от них и рассказывает о своей поездке в Талашкино.
ОЛЬГА. Когда я училась в школе, я так любила своих подружек, что мечтала о такой длинной-длинной парте, на которой мы бы сидели все вместе, нас было пятеро… И еще я мечтала, чтобы мы жили в одном большом доме, и у нас было бы все общее… Такая большая семья, и чтобы никогда не расставаться…
ОЛЕГ. Прямо, как у Чернышевского — коммуна! Страна давно капитализм строит, а ты…
ОЛЬГА /смеется. После паузы/. А может, это была мечта о рае? Но я не договорила. Теперь мы с девчонками мечтаем найти в Москве такой интернат, чтобы мы все вместе работали, а дети тоже были бы все время с нами. Столько вокруг грязи, знаешь… Хочется построить высокую стену и огородиться – чтобы внутри было чисто, красиво, настоящее творчество, настоящие знания, а не мертвечина, какой нас пичкали в школе… И чтобы каждый ребенок себя чувствовал целостной личностью, а не складом комплексов… /По мере того, как Ольга говорит, глаза Олега наполняются тихим, радостным блеском. Он даже прячет лицо в ладонях, чтобы своим восторгом не помешать ей договорить все до конца./ Словом, как в школе у Тенишевой. Только, конечно, не с сельскохозяйственным уклоном, а с гуманитарным, как в Царском Селе.
ОЛЕГ /не выдержав, перебивает/. Почему не сельскохозяйственный?!? Именно сельскохозяйственный и нужен! Тебе-то что? Будешь директрисой и свое пение преподавать, нам песня строить и жить помогает!
ОЛЬГА /смеясь/. Точно! Буду разучивать со своими учениками в школе твои песни. По блату. /Начинает тихонечко, с листа, напевать его песню./ “Я храню это право, Я храню эту участь…” Правильно пою? Посвятиться кому-то, причаститься кому-то… Кому-то ты посвятил эти стихи, да?
ОЛЕГ. Кому-то да…
ОЛЬГА. Нет, я бы не могла быть женой поэта… Чтобы он стихи посвящал кому-то, кроме меня! Фу! /Передергивает плечиками./
ОЛЕГ. Фу! Странные вы женщины! Перед вами огромный мир и в нем столько всего, а вам главное — выйти замуж поудачнее, так? Ты даже сама не понимаешь, как это здорово ты придумала про свою школу! Возьмем твоих девочек, а других преподавателей – найдем! Лучших, по всей России!
ОЛЬГА /удивленно смотрит на него/. Ты как-то это… слишком серьезно…
ОЛЕГ. Так и надо! Это будет. Это реально!… У тебя все будет! И такая школа, и такие дети!
ОЛЬГА /язвительно/. Ага, бедная Золушка станет принцессой и сама откроет частную школу!
ОЛЕГ. А ты поверь в это! Сначала надо поверить!
ОЛЬГА. Поверить во что? Что я Золушка? /Вдруг поворачивается к Олегу./ А знаешь, когда мы проходили психологию, нам рассказывали, что у каждого человека есть запечатленный с детства сценарий жизни. Если у девушки, допустим, сценарий Золушки, то она, действительно, выйдет замуж за принца. Статистика такая, правда!
ОЛЕГ /смеется /. Статистика принцесс?
ОЛЬГА. Ну да! Причем, такая девушка активно займется благотворительной деятельностью, будет помогать бедным и всякое такое, представляешь? Это ведь психологи открыли! Не веришь?
ОЛЕГ. Верю. Так и будет с тобой! Против науки не попрешь!
ОЛЬГА /безнадежно машет рукой/. Я, к сожалению, совсем не Золушка! Золушка была оптимисткой, а я все время плачу, грущу и тоскую. А вот мой Антон, он и правда похож на принца… Такой остроумный… /Поправляет розу на платье — увядшая, она стала похожа на тряпичную, какими украшены ее шляпа./ Но я вот все равно грущу…
ОЛЕГ. А хочешь, я тебя рассмешу? Вот слушай: твой возлюбленный, чью дохлую увядшую розу ты носишь на своей девственной груди, придурок. ..
ОЛЬГА /не понимает, испуганно/. Что?…
ОЛЕГ. Придурок! Собрал опавшие лепестки из грязных урн и усыпал ими твой путь, а ты и рада… дуреха… Ходишь, как сомнамбула, витаешь в облаках. /Встает и, прохаживаясь перед ней, ловко изображает ее, как она пальчиком трогает розу, как страдальчески сдвигает бровки…/
ОЛЬГА. Откуда ты знаешь?!? /Вдруг все понимает./ Это ты! Это все ты! Ты! Выследил! /Срывает розу с груди и швыряет ее на землю./ И, правда, придурок! /Набрасывается на него с кулачками и начинает колотить его./
ОЛЕГ /не отбивается, только громко хохочет/. Все, все! Больше не буду! А то влюблюсь в тебя по-настоящему: ты в ярости так хороша!
ОЛЬГА /тоже смеется, продолжая его колотить/. Пошляк! Нахал!
ОЛЕГ /продолжая свое/. …особенно глаза, злые, как у сиамской кошки, и в них огни и молнии… предвещающие…
ОЛЬГА /злится, смеется, почти до слез/. Глумливый тип! Ох… /Наконец, затихает и на всякий случай отсаживается от него подальше./
ОЛЕГ /сердобольно/. Устала? Бедная…
ОЛЬГА /после паузы/. А вчера я опять нашла розу в дверной ручке, это тоже ты, да? Уже третья. Зачем? Хочешь, чтобы я в тебя влюбилась?
ОЛЕГ /деланно возмущенно/. Ни в коем случае!
ОЛЬГА /сурово/. И даже не надейся. Тогда зачем?
ОЛЕГ. Да, так… люблю всякие приколы. /После паузы./ А ты?
ОЛЬГА /смеясь/. А я ненавижу!

УЛИЦА МОСКВЫ. ВЕЧЕР. Олег, радостный, поет на бегу (пока это еще не песня, а лишь счастливое бормотанье):

Я хранил это право,
Я хранил эту участь…
Посвятиться кому-то,
причаститься кому-то…
И я знаю точно – кому!

Снова, как с неба, на него обрушивается музыка. И теперь это уже настоящая песня – под орган и оркестр.

Чтобы взвившейся стаей,
чтобы радостным вздохом
счастье в небо взметалось,
сердце в счастье ныряло.
Чтобы светом застывшим,
чтобы музыкой тихой,
я в тебе потерялся,
ты во мне растворилась.
Чтобы легкими кольцами,
чтобы белыми гроздьями
смех наш падал в обнимку
на веселую Землю.

Олег уже подходит к своему общежитию — и вдруг столбенеет: у подъезда стоит знакомый джип, за рулем — дремлющий шофер, чуть подальше у дверцы джипа, прислонившись к ней, скучающий охранник по имени Влад. (Мы его еще вспомним!) Олег пятится назад и заскакивает за угол общежития. Некоторое время что-то судорожно соображает. Наконец, видимо, приходит к какому-то решению. Выходит из своего укрытия; не спеша, засунув руки в карманы, подходит к джипу.
ОЛЕГ /охраннику, как хорошо знакомому/. Привет, Влад!
ОХРАННИК /Олегу, радостно/. Привет, Олег! /Обмениваются рукопожатиями./
ОЛЕГ. Ох, рано встает охрана!… Как дела? Покушались на вас?
ОХРАННИК /широко улыбаясь/. На Юрия Андреича — не, а вот на этого фраера /хлопает по крыше машины/ — уже со счету сбились!
ОЛЕГ /небрежно/. Отец что — там? /Кивает на общежитие./ Меня ждет?
ОХРАННИК. Да уж полчаса, наверное!
ОЛЕГ. Ну, вкалывай! /Машет на прощанье ему рукой и исчезает за дверью общежития./

КОРИДОР ОБЩЕЖИТИЯ. ВЕЧЕР.
Олег с настороженным видом приближается к своей комнате.
Из-за приоткрытой двери слышны голоса.
ГОЛОС ОТЦА. А это вы с кем? Что-то я эту фотографию не видел…
Сквозь приоткрытую дверь видно, что отец и Павел стоят у фотографии на стене, где Павел с Олегом сняты рядом со старым кадетом.
ПАВЕЛ. Это такой классный дядька из Америки, из русский эмиграции, ну после революции – которая… У него в Нью-Йорке свой банк, так он всю прибыль на суворовские корпуса в России передает… Причем, тайно, представляете?
ОТЕЦ /он стоит спиной к Олегу/. А потом все тайное делается явным! /Смеется. Хлопает Павла по плечу./ Наивный молодой человек!

КОМНАТА ОЛЕГА. Олег резко раскрывает дверь – мужчина поворачивается, и мы видим, что это Юрий Андреевич. Олег и Юрий Андреевич сдержанно здороваются как знакомые, но равнодушные друг к другу люди.
ПАВЕЛ /Олегу/. Ну вот, явился, не запылился! Я вас тогда покидаю. /Выскакивает из комнаты./
ОЛЕГ /Юрию Андреевичу/. Что он как ошпаренный — ты что, его пытал?
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. Каленым железом! … Просто расспрашивал, где ты, да как ты. Полтора года ведь не общались. Как твой диплом?
ОЛЕГ. Нормально.
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /кивает на зачетку на его столе/. Можно посмотреть?
ОЛЕГ. Смотри!
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /поднимает зачетку — под ней блокнот с жирной надписью на обложке: «Олечка, Школьная, 9 — 20». Перелистывает зачетку, удовлетворенно/. Смотри-ка, отличник! /Кладет ее на стол./ Олег, учеба твоя кончается, нам пора приступить к серьезному делу. Наше с тобой состояние я хорошо приумножил, пока ты здесь ума-разума набирался. Теперь помоги мне! Приехал отец Николь, есть шанс объединить наши кампании, но, чтобы это было по-настоящему прочно, лучше нам породниться семьями. Проси руки у Николь, а все остальное я беру на себя. /Смотрит на Олега./
Некоторое время в маленькой обшарпанной комнате стоит гнетущая тишина.
ОЛЕГ. Ты в своем репертуаре: как будто ничего и не было! Как будто эти годы мы с тобой и не были…
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /договаривает за него/. Врагами? /Стараясь быть спокойным/. Да это все глупости, какие мы враги! Мы с тобой отец и сын, и это навсегда, а недоразумения проходят…
ОЛЕГ /гневно/. Недоразумения?
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. Хорошо, ты считаешь меня виноватым, что я пытался сломать тебя…
ОЛЕГ. Да ты маму не пожалел, ломая меня! Она же просила, а ты…
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. А ты пожалел ее? И сейчас жалеешь? Когда она смотрит на нас оттуда? Тогда у нее сердце разрывалось между нами, а сейчас, думаешь, не разрывается? Давай все забудем, сын, и устроим для нее праздник – примиримся… У тебя есть братья, бабушка… Все ждут тебя… Мне нужен хороший партнер. У нас очень много работы…
ОЛЕГ. Партнер? У меня уже есть партнер. /После долгой паузы, преодолев себя./. Кажется, папа, я созрел…
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /с надеждой/. Созрел?
ОЛЕГ. Да, созрел…
ОЛЕГ /глядя ему в глаза, твердо/. Мне нужна усадьба в Новом Усаде…
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. Ты не избавился от своих бредней?… /После паузы, что-то решив про себя./ Хорошо, я согласен. Я отдам усадьбу в полное твое распоряжение. Делай с ней всё, что хочешь. Только при одном условии: женись на Николь… /Видит реакцию Олега. Удивленно./ Ты же любишь Николь…
ОЛЕГ /взрывается/. С чего ты взял?! Почему ты всегда все за всех решаешь? Не люблю я Николь и не собираюсь на ней жениться!
ЮРИИ АНДРЕЕВИЧ /чувствуется, что ему нанесен удар/. Как не любишь? Ты мне лапшу на уши не вешай! Думаешь, я не видел, как вы… уже давно любовники!
ОЛЕГ /невозмутимо/. Ну были… а теперь сплыли!
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. Не ври! Совсем недавно ты был у нее, и в Москве потом встречались.
ОЛЕГ /теперь удар нанесен ему/. Ты что, частного сыщика ко мне приставил?
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /язвительно/. Не сказать, чтобы вы уж так конспирировались: стул с веревкой на спинке — на самом виду! /Меняя интонацию на сокровенную./ Послушай отца, сынок! Очень скоро у тебя таких усадеб по всей России будет десятки, наделаешь из них все, что твоя душа желает: и храмы, и богадельни, всякие там приюты — для сирот, престарелых, /невольно снова сбивается на сарказм/ недозрелых, наркоманов, умалишенных, прокаженных… Вся Россия – твой лепрозорий, мой маленький Дон Кихот!… А я обещаю быть твоим верным Санчо Пансо… Но для этого надо сначала окрепнуть, почувствовать себя сильным, выйти на международный рынок … Женись на Николь…
ОЛЕГ. Я не люблю Николь и никогда не женюсь на ней. Но мне нужна та усадьба, под Арзамасом…
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /ходит по комнате, думает/. А на ком ты женишься? /Бросает быстрый взгляд на блокнот на столе./ На Олечке?
ОЛЕГ /потрясенный, своей реакцией выдавая себя/. Ты что, действительно устроил за мной слежку?
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /смеется/. Щенок ты еще! /Встает./ Простота, которая хуже воровства! /В дверях поворачивается к Олегу./ Твой друг сказал, что в метро песенки поешь, милостыню собираешь? Миллионер, а сам последние гроши у народа вымогаешь! /Выходит. Кричит уже с лестничной площадки./ Не стыдно?
Олег в бессильной ярости опускается на стул. Вдруг видит свой блокнот с адресом Ольги. Берет его в руки и все понимает. Страдальчески морщится…
В комнату осторожно входит Павел.
ПАВЕЛ. Что, облом?
ОЛЕГ. Не облом, а рекогносцировка. Я понял: необходим новый маневр.

УЛИЦА МОСКВЫ. ДЕНЬ. Олег на ходу по мобильному звонит Ольге.
ОЛЕГ. Олечка! У меня идея, поехали в одно место под Арзамас, Новый Усад, я тебе там кое-что покажу. Ты же любишь экскурсии? На воскресенье, туда и обратно.

ПОДМОСКОВНОЕ ШОССЕ. НОЧЬ. Тишина — как пауза. Только что прошел дождь. «Икарус» бесшумно катит по черному увлажненному гладкому шоссе. В автобусе среди пассажиров сидят Олег и Ольга. Они мирно спят, прислонившись друг к другу плечом и головой…

КВАРТИРА ОЛЬГИ. УТРО.

Елена Петровна  машинально примеривает перед зеркалом готовую шляпу… Потом опускается  в кресло и погружается в свои грустные размышления. 

В дверь раздается звонок. Лицо Елены Петровны приобретает озадаченное выражение, и с этим озадаченным выражением она открывает дверь.
Перед ней стоит мужчина зрелых лет, красивый, хорошо одетый.
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. Доброе утро. Меня зовут Юрий Андреевич. Я явился в столь ранний час по одному важному для меня делу, короче, мне надо переговорить … с Олей.
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /растерянно/. Но Оли нет дома. Она уехала на экскурсию .
ЮРИИ АНДРЕЕВИЧ /невозмутимое и решительное выражение его лица тоже меняется на растерянное/. Уехала? Вот как!.. А вы, простите, ее мама?
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. Да, я Олина мама. Проходите, что мы на пороге! Вы меня пугаете: какое важное дело у вас к Оле?
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /закрывая за собой дверь/. Простите, как вас зовут?
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. Елена Петровна. /Ведет его в комнату./ Присаживайтесь! /Указывает на кресло у журнального столика, сама садится у своего рабочего стола, заваленного лентами и кружевами./
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /оглядевшись/. Может, это даже лучше, что я могу поговорить с вами, а не с Олей. Разговор получится на равных, двух родителей. Я отец Олега, вы знаете его?
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /изумленно/. Нет, не знаю… Хотя, впрочем… /Вспоминает./ Какой-то Олег звонил…
ЮРИЙ ПЕТРОВИЧ. Ясно… Мама тоже не в курсе. Самое важное нынче проходит мимо родителей…
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. Вы о чем? Оля мне все рассказывает.
ЮРИИ АНДРЕЕВИЧ. Понимаете, у Олега есть невеста, они дружат уже несколько лет, но на днях он заявил, что познакомился с Олей — и свадьбу надо отложить. Как говорится, без комментариев. Его невеста — француженка, сейчас она здесь, приехала специально, чтобы узаконить свои отношения с моим сыном. Ее отец, высокопоставленный чиновник, тоже здесь. Мне перед ними, сами понимаете, очень неудобно… Конечно, мой сын, к сожалению, охламон и ловелас, есть за ним такое… Он способен охмурить любую девушку и, добившись своего, тут же бросить ее. Он очень избалован и женщинами, и, каюсь, своим отцом…
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /наконец-то приходит в себя/. У Оли к вашему сыну ничего серьезного и быть не может! У нее есть жених, она его любит.
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /очень искренне/. И, слава Богу! А то я чувствовал себя со своей миссией, как живая рыба на раскаленной сковородке. Нам остается обсудить только одну деталь: мой сын достаточно настырное существо, я повторяю, он будет добиваться благосклонности вашей дочери, и мне бы не хотелось…
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. Не беспокойтесь, мы так его шуганем, вашего Олега.
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. Отлично. А то ему по делам надо ехать в Париж, и хотелось бы, чтобы он поехал туда уже с женой. Нежелательно, чтобы он отвлекался на свои флирты, тем более, когда соблазняют чистую девушку… /Вопросительно смотрит на Елену Петровну./
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /патетически/. Мою Олю не соблазнишь! /Встает, идет к двери./
Юрий Андреевич следует за ней. У него такой вид, словно он сказал еще не все. Проходя мимо книжного шкафа, он вдруг останавливается перед большим портретом за стеклом: девушка в форменном платьице с белым фартуком и с растрепанными косичками улыбается в объектив фотоаппарата.
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /неожиданно для себя/. Это вы, да? Какая славная!
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /оборачивается, после паузы/. Это было давно.
Юрий Андреевич переводит взгляд с портрета на Елену Петровну, невольно сравнивая лица. Поймав его взгляд, Елена Петровна заметно смущается. Ей вдруг становится неловко за свой домашний вид.
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. Вы совсем не изменились, в смысле красоты. Просто была одна, а теперь другая, и не хуже той, первой…
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. Виртуозный комплимент! /Усмехается./ Выкрутились!
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. А ваша дочь тоже такая же красивая? / Лишь сейчас с интересом оглядывается вокруг./ На вас похожа?
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /подавив желание снова сказать что-нибудь дерзкое/. Нет, на отца.
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. А отец?… Ваш муж, он чем занимается?
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. Он умер.
ЮРИЙ ПЕТРОВИЧ. Значит, вы вдвоем здесь живете? /Елена Петровна не отвечает. Он останавливается у вороха уложенных друг на друга шляп./ Вы сами их делаете?
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. Да. Приходится. А раньше работала художником по тканям. А теперь мы ткани не делаем. Никто ничего не делает. Только некоторые – деньги… из воздуха…
ЮРИЙ ПЕТРОВИЧ /добродушно смеется/. Думаете, это легко — делать деньги из воздуха?
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /с ехидным сочувствием/. Умаялись?
ЮРИЙ ПЕТРОВИЧ. Есть немножко. /Кивая на шляпы/. Классно! Почему бы вам не открыть магазин?
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /преодолев шок, вызванный этим вопросом, невозмутимо/. Да вот никак не могу решить, что выгоднее купить: ГУМ или ЦУМ? Может, посоветуете?
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /невозмутимо/. Серьезный вопрос. /Озабоченно смотрит на часы/. К сожалению, я тороплюсь. /Протягивает ей визитную карточку./ Позвоните — поговорим. /Идет к дверям, на ходу указывая на картины, висящие на стене./ Еще и такое умеете? Совсем неплохо… Для офисов!… /Резко останавливается у одной из картин — девушка в шляпе с цветами./ Это не ваша дочь?
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /в очередной раз преодолев шок от вопроса/. Это Ренуар нарисовал — свою возлюбленную! Сто лет назад! А я скопировала… /После паузы/. Я бы вам все-таки настоятельно советовала посетить Музей изобразительных искусств имени Пушкина. Хотя бы раз в жизни. А то рано или поздно, но вы непременно разоритесь.
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. Типун вам на язык!
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. Есть такая народная примета, разве не слышали?… Кто импрессионистов не знает, тот, считай, банкрот…
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /идет к выходу, как бы себе/. Да вы просто киллер! Словом убивает, надо же!… Но, учтите, у меня – бронежилет. /Стучит себя по груди./
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /она идет за ним, тоже как бы себе/. Это мы знаем, вас ничем не прошибешь… /Открывает перед ним дверь./
Перед тем, как переступить порог, он вдруг быстро достает из кармана какой-то конверт и кладет его на столик перед зеркалом в прихожей.
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. Передайте вашей дочери. Вам с ней лучше уехать куда-нибудь на месяц-другой. Сейчас лето, время отпусков, и вид у вас усталый… Надо отдохнуть. /Вздыхает./ Ну, до свидания. /Берет у нее руку и целует./ Вы вся – как глоток шампанского… с перцем!
Дверь за ним закрывается. Елена Петровна вся в смятении некоторое время стоит, что-то соображая, потом вдруг взгляд ее натыкается на конверт, она открывает его — там веерок стодолларовых купюр.
Она с конвертом в руке бежит в комнату на лоджию. Раздвигает зеленые кусты пионов, насажанных там, в ящиках на перилах, и смотрит вниз.

ДВОР ДОМА ОЛЬГИ. Юрию Андреевичу открывает дверцу его машины один из охранников. Шикарный лимузин и вслед за ним джип исчезают из виду.

КВАРТИРА ОЛЬГИ. ЛОДЖИЯ. Елена Петровна бессильно оглядывается по сторонам, не зная, как выразить свой гнев, достает из кармана «визитку» и яростно и мстительно рвет ее на мелкие клочки. И пускает их по ветру – вслед вражьей силе.

НОВЫЙ УСАД. ЯСНОЕ УТРО. На развилку дорог подъезжает потрепанный районный “пазик”, из него выходят наши славные юные герои. Он и она. С легкими студенческими рюкзачками за спиной.
Уже знакомый нам по прологу пейзаж: деревня, церковка, усадьба на склоне… Только теперь во всю светит солнце. И помимо птиц, в тишине слышно стрекотание кузнечиков и гудение шмелей.
ОЛЬГА /глубоко вдыхает воздух/. Какое блаженство! Какая благодать! /Раскинув руки, кружится./ Есть же на свете рай!

Они останавливаются перед знакомым нам домом… Ольга заговорщически оглядывается на Олега, и, осторожно проводя ладонью по срубу дома, запевает:

Зачем рукою трогаю венец
со страшным срезом годовых колец?
Зачем хочу я, чтобы этот дом
был с ласточкиным маленьким гнездом?
Зачем?

ОЛЕГ. Выучила! Весьма похвально. А ты знаешь, что ласточки устраивают гнезда только у жилых домов? /Она в ответ кивает головой. Они оба невольно ищут глазами гнездо – но под навесом видны только его остатки./ А этот вот — не жилой… Когда-то давно, до революции, этот дом был домом моего прадеда… По матери. /Осторожно трогает дверь – замок сбит – она скрипит и открывается, и они входят в дом./

ДОМ ПРАДЕДА ОЛЕГА. ЛУЧИ СОЛНЦА СКВОЗЬ ЩЕЛИ ЗАКОЛОЧЕННОГО ОКНА. Они сидят на уцелевшей скамейке среди страшного запустения, уже осмотрев дом, и молчат. Да и смотреть-то было нечего: с тех пор, как мы видели его, здесь уже кто-то побывал и всё, что мог, разломал и унес… Ольга боится помешать переживаниям Олега и ни о чем не спрашивает его. Он заговаривает сам.
ОЛЕГ. В каждом роду, наверное, бывают особенные люди. Столпы, знаешь? В нашем роду по линии матери таким был прадед Александр Корнеевич. Он хотел, чтобы вся эта земля была в садах, поэтому и посадил этот сад, и еще – в прудах, по которым бы плавали белые лебеди… /Смотрит сквозь щель в окно./ Видишь эту свалку? Там был пруд. И плавали лебеди. Потом наступила революция, и моего прадеда раскулачили. Все отняли, а его с десятком маленьких детей выселили в баню… Он снова встал на ноги, построил мельницу… Его опять раскулачили. Но однажды в огороде он нашел большую золотую монету — и опять разбогател. Его опять раскулачили, третий раз уже. И он заболел. От горя. Все сидел вот здесь, на крыльце, курил и качался. Курил и качался. Так и умер от рака легких…
Он встает. Ольга поднимается тоже.
В дверях он останавливается, оглядывается на мерзость запустения в святом месте.
ОЛЕГ /тихо/. А у меня будет большая семья и много детей! Я восстановлю свой род!
ОЛЬГА /тоже тихо/. Я верю – так и будет!

ЗАРОСШИЙ СТАРЫЙ САД. Они вдруг оказываются перед той самой большой белокаменной усадьбой, которую мы уже видели в прологе. Странным среди этого запустения кажется её безупречно чистый и гладкий, выкрашенный и выбеленный вид, да еще то, что все её окна крепко-накрепко забиты щитами.
ОЛЕГ. Тебе нравится эта усадьба?
ОЛЬГА /восторженно/. Потрясающе! Как в сказке – из-под земли и с иголочки! /Она не видит охранника, который уже наблюдает за ними в одном из окон./
ОЛЕГ. Так слушай дальше… Один человек, из «новых русских» подсуетился, купил эту землю и построил эту усадьбу, чтобы, если что, сбежать сюда.
ОЛЬГА. Ты его знаешь?
ОЛЕГ /после небольшой заминки/. Их все знают! Ты — тоже… По телевизору… /Возвращается к рассказу/. В этом доме около тридцати комнат — залов, гостиных, спален, есть кухня, спортзал, кинозал и целый лабиринт маленьких подвальчиков и погребков, где можно хранить много еды и прятаться самим.
ОЛЬГА /видя горячность Олега, с болью/. Да ты не очень завидуй, их тоже могут раскулачить…
ОЛЕГ /удивленно смотрит на нее и осознает сказанное./ Я и раскулачу! /Ольга смеется. Он не откликается на ее смех, и она делается тревожной. Они не спеша обходят усадьбу./ У него, думаешь, одно это убежище? В Испании, в Штатах, в Тунисе — на все случаи жизни!
ОЛЬГА. Но от судьбы не убежишь!
ОЛЕГ. Знаешь, я долго думал о таких людях… Почему жизнь у них суживается до одной функции: добыть, добыть, добыть, схватить, проглотить… /Он говорит так, что чувствуется: это наболевшее./ Как узколобые тигры – напролом, сметая любые преграды… Не думая о других людях… Главное — им хорошо!
Они некоторое время стоят и молча смотрят на усадьбу.
ОЛЕГ. Хорошее место для твоей школы, да? Как у княгини Тенишевой…
ОЛЬГА /усмехнувшись/. О чем ты?! /С горечью, но мягко./ Прадеда твоего раскулачили — теперь ты хочешь кого-то раскулачить – какой страшный порочный круг!
ОЛЕГ /страстно/. Его и надо разорвать! Понимаешь, я ненавижу, лютою ненавистью ненавижу это запустение. Это же уму непостижимо: самая богатая страна — и самый нищий народ! ЗО миллионов гектаров земли в России гуляют зря, видишь, каким бурьяном все заросло. Дед мне часто повторял, что невспаханная земля — это голод, смерть и поражение. Мое поражение! И моей страны! В Отечественную войну – вспахали! Дети и женщины! А сейчас не можем, да?… У нас с Пашкой – мой кореш, я тебя с ним познакомлю – уже бизнес-план на подходе классный! Знаешь, что такое верми-культура? Верми — это по-итальянски «черви», вермишель ела? Дождевые черви и биогумус – это просто фантастика! Без всякой этой химии, удобрений! И пахать не надо! А урожаи… /Уже другим тоном./ Мы поднимем эту землю, вот увидишь! Будем жить в деревне и строить нормальную жизнь!.. А венчаться мы будем вон там! /Указывает на церковь невдалеке. И, не обращая внимания на реакцию Ольги, продолжает./ В храме никого, а батюшка все равно службу ведет. Один, но ведет. С матушкой вдвоем. И представляешь, он тоже сочиняет песни и поет. Пойдем туда!
ОЛЬГА /шарахается от него/. Не пойду!
ОЛЕГ /смеется/. Да не венчаться, просто так, переночуем, они будут рады. /Берет ее за руку и ведет к храму./ А на счет венчания — подумай. Короче, я прошу твоей руки. Сейчас не отвечай, подумай хорошенько…
ОЛЬГА. Да, загрузил! /Что-то вспомнив./ В любом случае, поставлю условие: раскулачивать ты никого не будешь!
ОЛЕГ. Зверское условие!

ДОМ БАТЮШКИ /интерьер/. Застолье, устроенное хозяевами для гостей, уже подходит к концу. Отец Сергий, молодой батюшка, и его такая же молодая жена, уложив детей своих спать, негромко, под гитару поют песню, в которой рефреном проходят слова: «Русь еще жива, Русь еще поет»
ОТЕЦ СЕРГИЙ /отложив гитару и поднимая очередную стопочку, улыбаясь/. По вашим горящим глазам вижу, что вы замыслили что-то… Ну что вам пожелать? /Думает./ Больше верьте в Бога. Верьте, что Он есть такое высшее выражение правды и справедливости, которое даже недоступно нашему пониманию! Слышите меня? Такое выражение правды и справедливости, которое недоступно нашему пониманию. /Легко стучит пальцем по лбу сначала Олегу, потом Ольге./ И если Бог дает вам тяжкий крест, верьте — он даст и силы нести его. И даже сделает его сладким!
ОЛЬГА / по-детски уточняет /. Как нечаянная радость, да?…
МАТУШКА. Да они уже всё знают, всё понимают, батюшка!
ОТЕЦ СЕРГИЙ. Знать мало, радость моя, надо восчувствовать! /Все чокаются./ Берегите друг друга!
Опрокинув стопочку, батюшка снова берется за гитару…

КВАРТИРА ОЛЬГИ. ДЕНЬ. Радостная, влетает она домой.
ОЛЬГА /кричит/. Мама! Ты где? /Заглядывает в комнату./ Поздравь меня! Мне сделали предложение!
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /она сидит в кресле и, как всегда, работает/. Кто? Олег? /Елена Петровна испуганно вскидывает голову./
ОЛЬГА. Олег! Как ты догадалась?
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. И что ты ответила?
ОЛЬГА /важно/. Сказала: подумаю, но на самом деле я согласна! Потому что люблю его! Люблю! Люблю! Что ты на меня так смотришь?
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /с трудом справляясь со смятением/. Но ты же еще недавно Антона любила!
ОЛЬГА. Думала, что любила… Потому, что не знала, что такое любовь… Я тебе не говорила, но мне всегда было с ним как-то неуютно… Он в принципе хороший, но такой узенький… А Олег… Вчера я поняла, почему говорят – с любимым рай и в шалаше.
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /насторожившись/. Почему? /Глаза ее полны ужаса./
ОЛЬГА /она не смотрит на мать/. Потому что, когда с человеком так хорошо, ничего и не нужно, кроме этого человека! /Исчезает в ванной, уже оттуда доносится./ Кстати, розы он подложил, а не Антон!…
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /после долгих хождений по квартире подходит к двери ванной./ Ты немедленно должна отказать ему!
ОЛЬГА /она умывается перед зеркалом в ванной, смеясь/. Отказать? Мам, ты, наверное, какой-нибудь старинный роман сейчас читаешь? Почему, мамуль, отказать?
ГОЛОС ЕЛЕНЫ ПЕТРОВНЫ /горячо/. Потому что он тебе пудрит мозги! И никакой он не «бедный студент», он сын «нового русского», миллионер!
Ольга перестает умываться и некоторое время, застыв, смотрит в зеркало на саму себя…
ОЛЬГА /ошарашенная, появляется на пороге ванной с полотенцем в руках/. Мам, чего ты тут наговорила? Какой миллионер?…
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. Вчера его отец приехал сюда на какой-то сумасшедшей иномарке, с охраной! И вот что тебе оставил… /Протягивает Ольге конверт./
Ольга в шоке. Открывает конверт, видит деньги.
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /объясняет/. Деньги для того, чтобы ты исчезла куда-нибудь и не мешала его сыну. У твоего Олега уже есть невеста, француженка, они должны пожениться и уехать в Париж.
ОЛЬГА. Мама, что за бред?! У Олега вообще нет отца. Он сирота! /Идет в комнату./
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /входит в комнату вслед за Ольгой/. Так даже? Сирота?! И поэтому он песенки пел в метро?… Он еще и врал тебе! И я догадываюсь, зачем. Чтоб разжалобить, расположить и соблазнить!
ОЛЬГА /в отчаянии/. Мама?! /Опять разглядывает деньги в конверте./
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. Этот тип так быстро их оставил, что я даже не успела вернуть, но мы, конечно, вернем.
ОЛЬГА /тихо/. У меня завтра свидание с Олегом.
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. Вот и вернешь ему. И попрощаешься заодно.
ОЛЬГА /вскрикивает/. Да нет, этого не может быть! Это какая-то ошибка! Олег — сын миллионера?!
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. Уж не знаю миллионера, миллиардера, я в этих мерзостях не разбираюсь! Только он пришел точно по твоему адресу. Кто наводчик?
ОЛЬГА. Подожди, подожди… /Задумчиво, вспоминая все подробности./ Он вчера мне показал усадьбу в деревне и сказал, что я буду ее хозяйкой, если выйду за него замуж… И мы создадим там сельскохозяйственную школу, как княгиня Тенишева. А усадьбу эту он отнимет у одного…
Елена Петровна вдруг выбегает в прихожую и проверяет входную дверь, закрыта ли она. Потом закрывает ее на второй замок и цепочку.
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА / снова входя в комнату/. Это мафиозная разборка, и мы в ее эпицентре!
ОЛЬГА. Подожди, мам, какая разборка!
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. Мне страшно. Слышала, на людей сейчас играют в карты — проигрывают и убивают! /Хватается за сердце./ А вдруг он проиграл денежки отца и теперь хочет тобой отыграться… Красивой, юной девушкой…
ОЛЬГА /слабым голосом/. Мам, не фантазируй. Вчера мы долго были одни, потом ночевали у его знакомого священника, и он за все время даже не дотронулся до меня! /Передергивает плечиками./
Мать порывисто и страстно обнимает ее, точно удостоверяясь, что ее дочь жива.
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. А может, он извращенец какой! Я тут по телевизору смотрела: один маньяк за своей жертвой так ухаживал, так ее выгуливал — а потом все равно — перерезал ей горло. У них, у маньяков, тоже не все просто. Им тоже какой-то настрой нужен или момент…
ОЛЬГА /чуть не плачет/. Мама!
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. Прости, малыш, но я схожу с ума.
ОЛЬГА /тихо/. И какой он?… Его отец…
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. Какой, какой – монстр! Вот какой! С виду такой энергичный, остроумный, а внутри… Представляешь его уровень – спрашивает: “Это не ваша дочь?” На Ренуара! “Почему вы магазин не откроете?”… Но я ему такое устроила, еле ноги унес! /Смеется сквозь слезы./
Ольга, напряженно что-то обдумывая, подходит к окну.
Погода изменилась: ветер нагоняет сизые тучи, крапает мелкий, холодный дождь…
ОЛЬГА. А откуда его отец всё узнал обо мне?… Непостижимо!
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. Очень даже постижимо. Предположим, твой “певец подземелья” в поисках острых ощущений решил поиграть в “нищего”… Понимаешь, все — игра, начиная с пения в метро и кончая этим шутовским предложением руки и сердца, всё — сплошной цирк! Постмодернизм! Это сейчас модно. Он мог спокойно рассказать об этом отцу, ну так, ради хохмы, похвалиться, как он умеет прикалываться….
ОЛЬГА /побелевшими губами/. «Прикалываться»…?
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /продолжает/. А отец – поумнее, в конце концов, он человек старой закалки, и решил в воспитательных целях пресечь это безобразие! /Ольга в смятении смотрит на мать: неужели это возможно? Та брезгливо берет конверт с деньгами./ Надо немедленно им вернуть их вонючие деньги!… Сама говорила: яблочко от яблони недалеко падает.
ОЛЬГА /берет у нее конверт. Тихо/. А что он сказал тебе про француженку?…

ЧИСТЫЕ ПРУДЫ. РАННИЙ ВЕЧЕР. НАКРАПЫВАЕТ МЕЛКИЙ ДОЖДЬ. Олег, в ожидании Ольги, сидит на их скамейке, ежась от ветра в легкой куртке. Вдруг на него опять находит приступ кашля…
Лебеди на озере сиротливо прячутся около своего домика…
Мимо проехал на роликовых коньках мальчишка.
На аллее, на изрядном расстоянии от скамейки, появляется Ольга. Она укутана в длинный плащ с капюшоном. Видно, что она не хочет попадаться на глаза Олегу. Вот она останавливается у ларька с мороженым и, стоя за ним, наблюдает за Олегом. Видит мальчишку, который проезжает мимо на роликовых коньках. Останавливает его, что-то говорит, вручает ему белый конверт, указывая на одиноко сидящую фигуру Олега. Покупает мороженое и угощает мальчика. Он катится к Олегу и передает ему конверт.
Ольга видит, как он открывает конверт….
Олег на скамейке некоторое время недоуменно смотрит на деньги, потом читает записку:
ГОЛОС ОЛЬГИ. «Олег, верни, пожалуйста, эти деньги твоему отцу, я тебе и бесплатно предоставляю полную свободу, женись на своей француженке. Я готова была полюбить бедного студента, но сын миллионера, затевающий какую-то пошлую игру, меня не интересует. Оля.»
Он оглядывается по сторонам – но Ольгу он не видит…
Какое-то время он сидит неподвижно, в одной руке держа деньги, в другой записку. Потом складывает все в надорванный конверт и прячет в задний карман джинсов.
Ольга поворачивается и быстро уходит в сторону метро…
Дождь становится сильнее… Кутаясь в куртку и надрывно кашляя, он бредет по безлюдной аллее, по земле стелются прошлогодние желтые листья. Звучит песня:О бедная девочка, что мне
сегодня сказать вам, чтоб вы,
колеблясь под жизнью никчемной,
поверили в то, что огромней,
что завтра на свете огромней,
чем наша, не будет любви.

Вот он идет по знакомому подземному переходу, терзаемый отказом и навалившейся болезнью, не замечая того, что под его песню, сопереживая его горю, танцует уже весь переход. Среди них его знакомые бомжи и бомжихи. Достаточно деликатные, чтобы в такую минуту не лезть ему на глаза.

Оставлю дворцы и одежды,
нагим, куда скажет судьба,
пойду, не потупивши вежды,
о если б хоть капля надежды,
о если б хоть капля надежды
была у меня на тебя.

КВАРТИРА ОЛЬГИ. ЗА ОКНОМ ПРОДОЛЖАЕТСЯ ДОЖДЬ. Ольга со сложенным мокрым зонтиком входит домой, снимает плащ. Лицо ее мокрое, то ли от дождя, то ли от слез.

ОЛЬГА /громко, опережая появление в коридоре матери/. Мам, всё в порядке, я сделала, всё, как ты советовала. Он даже не встал, не бросился меня искать! /Не глядя на появившуюся в дверях кухню взволнованную мать./ Просто положил деньги в карман… /Скрывается в комнате./
Сквозь приоткрытую дверь Елена Петровна видит, как, ее дочь садится  на подоконник и, обняв колени, неподвижно смотрит за окно.
За кадром продолжает звучать песня Олега, которую Ольга обязательно однажды должна услышать.

Ты станешь мне хлебом и кровью.
Я нимбом твой лик окаймлю.
Презри же людское злословье,
приди к моему изголовью,
и я отогрею весь мир…

КОМНАТА ОЛЕГА В ОБЩЕЖИТИИ. ВЕЧЕР. На пороге перед вскочившим со своей кровати Павлом стоит Олег. Он весь промокший, и вид у него измученный. Шатаясь, он идет к своей постели и плюхается на нее.
Павел подходит к Олегу, какое-то время смотрит на распластавшееся тело друга, видит его лицо с закрытыми глазами, осторожно дотрагивается своей рукой до его лба и с ужасом отстраняет руку.
ПАВЕЛ. Достукался! /Он очень взволнован./ Температура 45 градусов по Цельсию.
ОЛЕГ /то ли по инерции продолжает их игру, то ли уже в бреду бормочет /. Андрес Цельсий, 17 век…
ПАВЕЛ. 18-ый!!! Так, скорую! Надо вызывать скорую! /Набирая на мобильном номер, бормочет/. А сколько по Фаренгейту?… И сообщить твоему папаше. Да, обязательно! Пусть потом ты мне все мозги проешь!… Даниель Габриель Фаренгейт… Алло, алло!…

КВАРТИРА ОЛЬГИ.
Мать Ольги вяжет. Ольга разворачивает и снова сворачивает в трубочку кружевной носовой платочек.
Сзади нее на столе стоит телефон. Мобильный лежит рядом. Оба они молчат.
Ольга встает и снимает с телефона трубку. А мобильный блокирует. Достает из тумбочки постельное белье и начинает застилать диван. Лицо ее выражает твердое намеренье уснуть и забыть весь этот кошмар.
КОМНАТА ОЛЕГА В ОБЩЕЖИТИИ. ВЕЧЕР. ЗА ОКНОМ ПРОДОЛЖАЕТСЯ ДОЖДЬ.
У постели Олега врач, Юрий Андреевич и Павел. Глаза Олега закрыты. Он в забытье.
ВРАЧ /пряча в карман белого халата стетоскоп/. Прикорневая пневмония. Если не хотите летального исхода, надо везти в больницу.
ПАВЕЛ. Это какого еще «летального» исхода?! Не хотим!
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /твердо — врачу/. Нет, он поедет домой. А вы лучше помогите мне найти врача, который мог бы у нас дежурить. И медсестру. Расходы будут оплачены. /Поворачивается к Павлу./ Поможешь дотащить его в машину?

КОМНАТА ОЛЕГА В КВАРТИРЕ ЮРИЯ АНДРЕЕВИЧА. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР. За окнами тоскливый пейзаж, гнутся от порывов ветра деревья, льет проливной дождь. В комнате много современной техники: компьютер, видеомагнитофон, музыкальный центр.
Олег лежит в постели, он по-прежнему в забытье. У его постели сидит Ираида Яковлевна и меняет ему компресс на голове. Рядом медсестра набирает лекарство из ампулы в шприц. Врач за столом что-то пишет в больничную карту. Юрий Алексеевич нервно ходит по комнате взад-вперед, потом вдруг устало останавливается перед фотографиями на стене.
На одной из них маленький Олег с матерью и молодым Юрием Андреевичем. На другой запечатлена вся семья: на коленях Юрия Андреевича сидят по близнецу, рядом Ираида Яковлевна, уже почти взрослый Олег, в форме суворовца, и его мать, худенькая женщина с грустными глазами…

КВАРТИРА ЮРИЯ АНДРЕЕВИЧА. УТРО. Ольгу встречает горничная Таня. У нее уставший задерганный вид.
ТАНЯ /берет у Ольги шляпу/. Оленька, как хорошо, что вы с утра!
ОЛЬГА. Мне Ираида Яковлевна звонила… Ее старший внук заболел, да? Как он?
ТАНЯ. Ничего хорошего. /Рассматривает шляпу./ Можно, я померю? /Ольга кивает головой, и Таня надевает шляпу на себя, красуется перед зеркалом./ Все на ушах стоят! Всю ночь не спали. Ираида Яковлевна совсем замоталась, бедная!
ОЛЬГА. Она просила помочь: так что я и позанимаюсь с близнецами, и погуляю, сколько надо…
ТАНЯ. Ой, как хорошо! /Ведет Ольгу в детскую./ А то я на побегушках, близнецы без присмотра…

ДЕТСКАЯ. На полу играют в солдатики заброшенные всеми Саша и Паша. У них замурзанный и одичалый вид. Увидев Ольгу, они бросаются к ней с распростертыми объятиями. Таня тотчас уходит.
ОЛЬГА /обнимая и целуя близнецов/. Ну, будем заниматься? /Те усиленно мотают головками./ Только на этот раз вполголоса, поняли? А потом пойдем гулять.
САША и ПАША /шепотом/. Ура! Ура! Ура! /Прыгают от радости./
Ольга садится за пианино. Дети усаживаются рядом.
До нее доносится звонок в дверь, а потом женский голос с иностранным акцентом:
ГОЛОС НИКОЛЬ. Бонжур, Танья! Как наш дорогой больной? Это правда, что доктор сказаль ждать летальни исход? Я волноваюсь… Танья, куда этьи розы?…
Ольга встает, чтобы прикрыть дверь, и видит проходящую мимо красивую девушку, обтянутую с головы до ног в черную блестящую кожу. В руках у нее букет роз. Ольга отшатывается от двери, невольно провожая взглядом девушку, — и только потом прикрывает дверь.

КОМНАТА ОЛЕГА. Николь осторожно входит в его комнату. В ее руках ваза с розами.
Олег по-прежнему лежит в постели в беспамятстве. Рядом сидит Ираида Яковлевна с потемневшим от горя лицом. Николь ставит вазу на подоконник и без слов обнимает женщину.
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА /шепотом/. Чуяло мое сердце, что это плохо кончится. Уйти из отчего дома, со всеми порвать, жить без копейки — это же уму непостижимо! /Встает./ Посидишь с ним, я пойду отдохну. /Она видит замызганный джинсовый костюм Олега, висящий на стуле./ Надо постирать… /Поднимает его, не замечая, как из кармана выскальзывает конверт с деньгами и запиской./ Или выбросить… Грязь-то какая! /С костюмом выходит из комнаты./
Николь сидит в кресле и откровенно скучает. Откуда-то доносятся звуки пианино и детские голоса..
В комнату входит медсестра со шприцем в руках. Пока она делает укол Олегу, Николь стоит, отвернувшись от него, корча себе страшные гримасы, видимо, сопереживая Олегу. И вдруг она видит на полу надорванный помятый конверт, из которого торчат деньги и записка. Медсестра уходит. Николь поднимает конверт. С любопытством рассматривает его.
Осторожно вытаскивает записку и читает, напряженно морща лобик. Волны эмоций пробегают по ее лицу.
НИКОЛЬ /удивленно прочитывает вслух по слогам/. «Же-нись на своей фран-цу-жен-ке…»
От волнения и напряжения у нее уже краснеют уши. Какое-то время она еще что-то соображает, переводя взгляд с записки на деньги, а потом на Олега…

ХОЛЛ. ГОСТИНАЯ. Николь быстро пересекает холл, потом гостиную, где в креслах дремлют врач и медсестра — конверт с деньгами и запиской она держит в поднятой руке, как знамя…

КАБИНЕТ ЮРИЯ АНДРЕЕВИЧА. Он за своим письменным столом просматривает какие-то бумаги.
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /на стук в дверь,/ Да, войдите!
На пороге кабинета возникает возбужденная Николь.
НИКОЛЬ. Юри Андревич! Я все поняль — это суицит! /Кладет перед ним конверт./ Олег сам себя хотель убить! Его девушка его предаль! Но я не виновати! Виновати русский характер! Непредсказаеми!
Юрий Андреевич вытаскивает деньги, читает записку. Что-то обдумывает. Смотрит на Николь.
НИКОЛЬ /ретируясь к двери/. Я ушель!
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. Подожди! /Николь застывает у двери./ Скажи честно, а ты любиль мой синь? Тьфу ты! /Понимает, что сморозил глупость, пытаясь, подражая акценту, быть более ей понятным./ Ты любишь моего сына?
НИКОЛЬ /пылко/. О да! Очень! Всьем серсем!
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. Так что же вы тянете – надо пожениться.
НИКОЛЬ. Нет.нет! Женить — это же совсем другой, это нелюбовь. Я хотеть хранить любовь!
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /смотрит на нее долгим изучающим взглядом/. Так, мне с тобой все ясно!
НИКОЛЬ. Это биль… как это… само-убий-ство! Олья ему измениль! С какой-то студент бедни!
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /пародируя ее/. Ти есть свободен, Николь! На весь четыре стороны! Ауфидерзейн!
НИКОЛЬ /выпархивая из кабинета/. Олег любить Олья! Олья ему измениль! Я всех жалель! Олег умрьёт без Ольи! Он Достоевский идиёт!
Юрий Андреевич, оставшись один, опять перечитывает записку… Потом тяжело вздыхает и какое-то время сидит, закрыв глаза и обхватив руками голову… Наконец, снимает трубку и говорит в нее, механически пересчитывая долларовые бумажки, лежащие рядом с запиской.
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /в трубку/. Влад, записывай. «Школьная, дом 9 квартира 20»… Да, были… Там живут две барышни, мать и дочь… Мне нужна встреча с матерью… Чтобы она не знала… как бы случайно… На улице там или в магазине… Ну, ты у нас опер опытный… Только срочно…

ЛЕСТНИЧНАЯ ПЛОЩАДКА ОКОЛО КВАРТИРЫ ОЛЬГИ. Влад поднимается по лестнице, сверяет номер квартиры с адресом на бумажке и занимает исходную позицию для наблюдения пролетом выше. Это то самое место, которое когда-то облюбовал и Олег.

ДВОР ОКОЛО ГОРОДСКОГО ДОМА ЮРИЯ АНДРЕЕВИЧА. Детская площадка. На качелях раскачивает смеющихся близнецов Ольга. Рядом на скамейке скучает охранник. Из подъезда выбегает стремительная и экспансивная Николь, машет детям на прощанье — те дружно что-то кричат ей в ответ. Ольга видит, как она здоровается с каким-то идущим ей навстречу парнем (мы узнаем в нем Павла). Несколько минут они о чем-то озабоченно переговариваются, потом на прощанье машут друг другу рукой и расходятся в разные стороны.
Павел идет к подъезду, из которого вышла Николь, и исчезает в нем. Николь идет к арке, ведущей на улицу. Ольга провожает француженку странным заторможенным взглядом… Видно, что она охвачена каким-то томительным предчувствием…

КВАРТИРА ЮРИЯ АНДРЕЕВИЧА. ПРИХОЖАЯ. Таня открывает дверь — входят Ольга и близнецы, вернулись с прогулки.
ОЛЬГА. Они проголодались! / Дети убегают на кухню./ Ну, я поеду домой…
ТАНЯ. Ираида Яковлевна передает вам тысячу благодарностей и деньги. /Протягивает конверт./
Ольга принимает конверт: он точно такой же, какой ей передала мать от отца Олега.
Она на секунду задумывается…
ОЛЬГА. Спасибо! /Бросает конверт в сумку./
Инстинктивно напоследок бросает на себя взгляд в зеркале, и вдруг в его отражении видит, как из дальней комнаты Павел и медсестра выводят под руки Олега, исхудавшего, с изнуренным от болезни лицом… Они ведут его через холл в сторону коридора, где находятся ванная и туалет. И пока эта грустная процессия медленно пересекает холл — Ольга неподвижно стоит перед зеркалом. Но вот все трое скрываются в коридоре.
Таня провожает Ольгу до входной двери и, открывая ее, вручает Ольге зонт-трость
ОЛЬГА /механически берет зонт/. До свидания! /И только перешагнув порог, замечает в своих руках чужой предмет./ Это не мой! /Испуганно возвращает зонт Тане./
ТАНЯ. Значит, это Николь забыла! Вечно она что-то забудет! /Шепчет доверительно./ У них с Олегом любовь! Наверное, поженятся скоро. Вы завтра тоже пораньше придете?
ОЛЬГА /помертвевшими губами/. Да, приду…

ЛЕСТНИЧНАЯ ПЛОЩАДКА. Дверь за ее спиной закрывается, и Ольга, потрясенная своим открытием, без сил опускается на ступеньку. Долго сидит, почти без сознания, прислонившись головой к перилам…

ДВОР ОКОЛО ДОМА ОЛЬГИ. ДЕНЬ. Из подъезда выходит Елена Петровна, а через некоторое время и Влад – с подчеркнуто скучающим видом.
Из-за угла дома появляется Ольга. Она идет навстречу матери, потупив голову. Мать окликает ее: «Оля!».
Ольга останавливается и какое-то время невидящими глазами смотрит на мать.
ОЛЬГА /с трудом улыбается/. Ой, мама!… Я тебя не узнала! Ты куда собралась?
Елену Петровну, действительно, трудно узнать: она в красивом костюме, маленькой шляпке под цвет блузки, лицо оживленное. Влад по-прежнему со скучающим видом подходит поближе, чтобы слышать их разговор.
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. В Пушкинский музей. Хочу навестить своих импрессионистов. Сто лет не была. Как я выгляжу?
ОЛЬГА. Потрясающе!
Влад, получив нужную информацию, отходит в сторону и по мобильному сообщает ее, кому нужно…
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /озабоченно/. А на тебе лица нет! Что-то случилось?
ОЛЬГА /с трудом/. Кажется, моей работе приходит конец.
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /оглядывается и без сил опускается на скамейку во дворе/. Что — увольняют? Только-только вздохнули… /Снимает с себя шляпку. Вид у нее становится мгновенно жалким и болезненным./ И никуда я не хочу идти…
ОЛЬГА / подбегает к ней, берет за руки и поднимает/. Нет, мама, ты пойдешь в музей! Ты же не дослушала… Никто меня еще не уволил… Просто они могут уехать… в Монреаль или в Ниццу… Они еще не решили… Думают… На две недели…
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /облегченно/. Только на две недели? А потом ты опять будешь давать уроки?
ОЛЬГА. Да, может, они никуда и не поедут! У них на дню сто пятниц!
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /надевает шляпку/. Так что ты меня пугаешь?
ОЛЬГА. Просто я хотела тебя предупредить, чтобы ты была готова.
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА / с горечью/. Не беспокойся, к несчастьям я давно научилась быть готовой, вот счастья, боюсь, не выдержу!
ОЛЬГА /полностью переключаясь на мать/. Ну, мусик, дорогой! Все будет хорошо! Пойдем, я тебя немного провожу… /Идут в сторону метро./ Посмотри, какая ты еще красивая и молодая… идешь к своим любимым импрессионистам! Какое это счастье! Полмира тебе может завидовать…
Влад, сохраняя дистанцию, следует за ними.

МУЗЕЙ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНЫХ ИСКУССТВ ИМЕНИ ПУШКИНА. ДЕНЬ. В музее даже в этот будний день народу оказывается не так уж и мало. Юрий Андреевич быстро, не глядя на картины, переходит из зала в зал, пока, наконец, не видит эту заветную стрелку «Зал импрессионистов». В отдалении следует охрана, делая вид восхищенных искусством посетителей. Наблюдая за ней, можно умереть со смеху, но мы не будем этого делать, а проследим за более важным для нас персонажем, Юрием Андреевичем. Вот он, резко переменив темпо-ритм, медленно входит в свой судьбоносный зал.
Неторопливо двигаясь от картины к картине, боковым зрением он оглядывает присутствующих. Рядом звучат голоса.
ПОСЕТИТЕЛЬ /своей спутнице, восхищенно/. Посмотри, какой воздух, а! Даже как-то легче дышится рядом с этим.
ПОСЕТИТЕЛЬНИЦА /в тон спутнику/. Я чувствую запах этого луга, да-да!
Юрий Андреевич невольно бросает быстрый удивленный взгляд на объект их восхищения. По его физиономии видно, что он не находит в себе подобных ощущений.
И вот, наконец, он видит ее. Ту, чью дочь выбрал себе в жены его безумный сын, из-за которого теперь он сам вынужден совершать эти безумства.
В отличие от коварного олигарха Елена Петровна не обращает никакого внимания ни на кого. Блаженствуя, она молча здоровается про себя с каждым полотном, знакомым ей до последней мелочи, и, переходя к соседнему, также молча и благодарно прощается с ним до следующей встречи… Вдруг рядом с собой она слышит чей-то голос. Мужчина, не отрываясь от изучения очередного шедевра, негромко, как бы для себя, произносит.
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. Какой воздух, а! Кажется, даже слышишь запах этих мокрых кустов! Не правда, ли? /Поворачивается к соседке по созерцанию. Удивленно./ Вот это встреча! Елена Петровна, если мне не изменяет память?
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /опешив, голосом, не предвещающим ничего хорошего/. Здравствуйте.
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. Похоже, что вы бываете здесь каждый день. А я вот первый раз выбрался… /запнувшись/ за долгие годы. И, в общем-то, из-за вас. Помните, вы мне про импрессионистов толковали. Накаркали-таки! На днях у меня лопнул один замечательный проект. Миллионы баксов псу под хвост. И вот я здесь, чтобы новое дело не лопнуло. Можно сказать, со страху.
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /приходит в себя. Строго./ Вы получили свои деньги обратно?
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. Какие деньги? Не говорите про деньги, у меня на них аллергия. /Как бы вспомнив./ А, вы про те! Разве это деньги? Получил. Весьма тронут вашей неподкупностью. Вас бы в Думу. Или мне в партнеры. Нынче честность – громадный капитал. Как насчет совместного дела, шляпной фабрики, например? Вы импрессионистов знаете – значит, по народной примете, не разоримся!
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. И после того, что у нас было, вы смеете так издеваться!?
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /притворно округлив глаза/. А что у нас было? У нас что-то было? Вы меня заинтриговали! /Игриво, с подтекстом./ Напомните, пожалуйста, что у нас было?
Елена Петровна резко поворачивается и, возмущенная, быстро идет к выходу. По дороге нечаянно натыкается на заметавшегося перед ней Вадима, конечно, не узнав его.
Юрий Андреевич догоняет ее и крепко берет за локоть. Мимикой, незаметно для нее, дает знак своим охранникам сгинуть.
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. Елена Петровна, голубушка, не обижайтесь. Я люблю похулиганить немножко, как и вы. Это тоже знак, что мы годимся в партнеры… /Опять с подтекстом./ Деловые, я имею ввиду. В делах ведь тоже есть свой стиль…
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /чуть не плача/. Отпустите меня, или я вызову милицию…полицию…
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. Да бросьте, «моя милиция меня бережет»! Поскольку я ее содержу. /Меняет тон./ Мне, правда, надо с вами серьезно поговорить. Неужели мы не найдем общего языка ради наших детей?
Елена Петровна, не слушая его, отрывает его руку от своей и опрометью выбегает из зала.
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /смотрит ей вслед, и взгляд у него сейчас жалкий и беспомощный, как у ребенка/. Облом!
Он хмуро оглядывается вокруг и только сейчас замечает, что посетители музея, видимо, уже давно, боковым и небоковым зрением наблюдают за драматической сценой, разворачивающейся перед ними в центре зала.
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /отворачивается от всех, бормоча себе под нос/. Еще не вечер, сынок, еще не вечер… Спокойно! /Ищет внутри себя спасительную идею./ Не переживай… Я тебя породил, я тебя и спасу… /Почти механически поднимает глаза к картине, что висит рядом, и вдруг видит перед собой роскошный натюрморт: хрустальная ваза с цветами. Его мрачную физиономию озаряет слабая ехидная улыбка./ Ну, заяц, погоди! /Резко поворачивается и быстро идет к выходу./
Вот он уже целеустремленно сбегает по широкой лестнице к выходу, догоняемый невесть откуда взявшимися охранниками…
КВАРТИРА ОЛЬГИ. ДЕНЬ. Ольга лежит на диване и разговаривает с кем-то по телефону.
ОЛЬГА /в трубку/. Лена, ни о чем меня, пожалуйста, не спрашивай. Короче, мне срочно нужна новая работа – в обмен на мою. Там хорошо платят. Обзвони своих знакомых, а я сейчас — наших девчонок…

МОСКВА. ПУШКИНСКАЯ ПЛОЩАДЬ. ВЕЧЕР. Елена Петровна, вся в смятенных чувствах, бродит по вечерним улицам родного города, которого она давно не видела. Таким.
Широко раскрытыми глазами она, точно впервые, смотрит на гуляющих, веселых и нарядных, на сверкающие струи фонтанов, зеленые газоны… Звучит ее песня.

Живем. Надеемся на чудо,
не замечая, что давно –
с рожденья нашего — повсюду,
везде присутствует оно.

КВАРТИРА ОЛЬГИ (песня продолжается).

И смысл не в том, чтоб ждать прихода
чудес, а чтоб открыть глаза.
И каждодневная природа,
и взгляд, и слово — чудеса.

Ольга лежит на тахте, неподвижная, с закинутыми за голову руками. Глаза у нее сухие, но полные безысходной скорби.
В дверь позвонили, она подходит и открывает.
Там стоит молодой человек в фирменной форме, в его руках корзина роскошных роз. Что-то ей объясняет и ставит розы у ее ног. Уходит. Ольга наклоняется к цветам и достает из их гущи маленький запечатанный конвертик. На нем каллиграфическим почерком написано: «Елене Петровне…»

УЛИЦЫ МОСКВЫ. ВЕЧЕР. Елена Петровна, по-прежнему вбирая в себя красоту города, не спеша приближается к своему дому. Ее песня продолжает звучать.

И странно, сознавая это,
воспринимать себя как тень,
какого-то иного света
безумно жаждать каждый день.
Но день придет, и ночь прибудет,
и всколыхнется небосвод…

ЛЕСТНИЧНАЯ ПЛОЩАДКА ДОМА ЕЛЕНЫ ПЕТРОВНЫ. Она медленно поднимается по лестнице к своей квартире, на ходу доставая из сумочки ключи.
Вставляет ключ в замок…
Мы снова взмолимся о чуде…
Но чуда не произойдет!

С последней строчкой она поворачивает ключ в замке и открывает дверь квартиры. Песня обрывается.КВАРТИРА ОЛЬГИ. ПРИХОЖАЯ, КОМНАТА.
Не раздеваясь, она озабоченно проходит в комнату, где в полумраке на тахте лежит ее дочь.
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /присаживаясь на тахту и обнимая дочь/. Олечка! Моя самая дорогая, любимая, ну не отчаивайся. Ты же сама меня учила… помнишь, надо верить в нечаянную радость.
ОЛЬГА /поворачиваясь к матери, слабым голосом/. Я верю, мама! Кажется, мои мечты сбываются. У тебя появился богатый жених. Смотри!
Она привстает, включает торшер, и в его свете Елена Петровна видит невидимый до того в темноте этот божественно красивый букет роз.
Потрясенная, она оглядывается на дочь.
ОЛЬГА /продолжает/. Так что всё будет хорошо… Выдам тебя замуж, стану богатой невестой…
Елена Петровна достает конвертик и открывает. Там оказывается визитная карточка, которую она в прошлый раз порвала в клочки. На этот раз на ее обороте был короткий от руки текст: «Очень прошу, позвоните мне. Речь идет о наших дорогих детях.»
Елена Петровна испуганно оглядывается на Олю и прячет конверт в карман жакета.
ОЛЬГА /заметив этот жест/, Мама, я не собираюсь лезть в твою интимную жизнь. Ты мне доверяла – а я тебе… Надеюсь, ты не наделаешь глупостей!

КВАРТИРА ЮРИЯ АНДРЕЕВИЧА. КОМНАТА ОЛЕГА. НОЧЬ. Теперь у постели Олега дежурит его отец. Тут же рядом — застеленная для него раскладушка, но белье ее не помято. Часы показывают за полночь.
Юрий Андреевич, борясь с дремотой, наклоняется к Олегу, прислушивается к его дыханию. Вдруг ему кажется, что юноша не дышит. Он трогает ему лоб… И насмерть перепуганный, выскакивает в холл.
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /зовет, не своим, страшным, голосом/. Мама! Мама!
Тут же к нему выбегает из своей комнаты переполошенная Ираида Яковлевна. Из столовой — Таня. Из гостиной выходит медсестра и за ней, не спеша, невозмутимый доктор.
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. Он холодный! Он совсем холодный! И не дышит…
Один за другим вбегают они в комнату. Первым к постели подходит доктор, берет руку Олега и считает пульс. Потом проводит рукой ему по лбу.
ДОКТОР /медсестре/. Поменяйте ему белье — совсем мокрое. /Всем./ Поздравляю, кризис прошел!
Юрий Андреевич резко отворачивается, пытаясь подавить слезы, и, видимо, испугавшись, что это ему не удастся, быстро выходит из комнаты…
… В комнате по-прежнему темно, горит только ночник. Часы показывают около трех утра. Юрий Андреевич, одетый в джинсы и толстовку, дремлет на раскладушке. Олег открывает глаза и недоуменно оглядывается по сторонам, не понимая, где он. Видит отца. Тот что-то бормочет во сне и постанывает.
Олег долго смотрит, вглядываясь в его лицо, а потом закрывает глаза и засыпает снова.

КВАРТИРА ЮРИЯ АНДРЕЕВИЧА. ПРИХОЖАЯ. ДЕНЬ.
ОЛЬГА / Ираиде Яковлевне, которая сама открывает ей дверь/. Как ваш больной внук?
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА /радостно улыбается/. Слава Богу, кризис прошел, идет на поправку. /Ольга отворачивается, пряча свои эмоции./ Только я так устала… рухнуть бы сейчас и заснуть.
ОЛЬГА. Так идите, спите. А я позанимаюсь с близнецами, погуляю. Могу и спать уложить.
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА. Правда? Что вы за чудо! /Оправдывается./ Таню-то я отпустила, Юрий Андреевич на работе, врачи тоже разошлись, поспать бы, да близнецы-террористы!…

КОМНАТА ОЛЕГА. ВЕЧЕР. Олег открывает глаза. Комната освещена торшером. Он обводит ее глазами, снова не понимая, где он находится. До его слуха доносится звуки пианино и женское пение:

Астры угасли, поникли и замерли,
даже хрусталь их не спас,
миг увяданья, миг угасанья –
это не ново для нас…

Он садится на постели, прислушиваясь к пению… Снимает со стула бархатный халат, натягивает его на себя… Вытирает пот со лба — он еще очень слаб. Встает и, пошатываясь, выходит из комнаты.
Негромкое пение продолжается:

Это не ново, хотя и безрадостно –
убыль реалий и дней,
но для виновников горького празднества
вряд ли что будет новей…

ХОЛЛ. Олег, следуя на звуки музыки, пересекает слабо освещенный холл… Подходит к детской… Дверь приоткрыта… Он останавливается, прислоняясь к дверному косяку, то ли от слабости, то ли от волнения… Видит постельки со спящими близнецами, и за пианино знакомую фигурку Ольги, которая негромко аккомпанируя себе, наигрывает эту грустную мелодию: то ли колыбельную, то ли просто так — для себя:

И за любою угасшей реальностью,
будь то цветок или смех,
видятся грустные дали бескрайности,
равно унылой для всех…

Вот она замолкает, бессильно опускает руки и замирает… Наступает тишина.

ДЕТСКАЯ. Олег открывает дверь и входит в комнату.
ОЛЕГ. Оля!… Это сон? Ты мне снишься?
ОЛЬГА /встает/. Нет, это я…
Смотрит на Олега. Сейчас он, в дорогом бархатном халате, кажется таким аристократичным и… чужим, совсем не похожим на «бедного студента» в застиранной футболке и линялых джинсах.
ОЛЬГА /робеет еще больше/. Тебе, наверное, нельзя ходить. /Подходит к нему, берет за руку./ Сядь!
Олег опускается на стул. Опять вытирает пот со лба. Руки у него дрожат.
ОЛЬГА. Я сейчас уйду. Я близнецов укладывала. Твоя бабушка попросила.
ОЛЕГ. Ничего не понимаю. Как ты здесь?
ОЛЬГА /разводит руками/. Вот так! Уроки музыки я давала, оказывается, твоим братцам.
Ольга начинает складывать ноты в свою сумку. Движения у нее медленные, заторможенные, лицо выглядит спокойным и равнодушным.
ОЛЕГ /тихо/. Такая радость, что ты здесь. Открываю глаза — и слышу твое пение… У меня голова кружится… Нет, наверное, это сон.
ОЛЬГА /подходит к нему/. Я сейчас позову Ираиду Яковлевну.
ОЛЕГ /берет ее за руку/. Постой!… Надо поговорить.
Ольга, отчужденная, молча стоит около него.
ОЛЕГ. Во-первых, прости меня! Я что-то не так , наверное, сделал…
ПРИХОЖАЯ. Осторожно, стараясь не шуметь, в квартиру входит Юрий Андреевич. Снимает куртку, поправляет волосы перед зеркалом. Из детской через приоткрытую дверь виден слабый свет и доносятся голоса. Юрий Андреевич прислушивается…
ГОЛОС ОЛЕГА. …Я как бы обманул тебя… но я ведь на самом деле чувствовал себя нищим. Ведь все это вокруг — не наше, не мое и не моего отца… Мог я оставаться в этом доме, скажи? Приглашать сюда своих друзей?
ГОЛОС ДЕВУШКИ (ОЛЬГИ). Но ты, по крайней мере, мог мне всё рассказать и не врать, что ты сирота…
Сквозь приоткрытую дверь в детской Юрий Андреевич видит Олега, он сидит на стуле и говорит девушке, стоящей спиной к Юрию Андреевичу, слова, которые заставляют его замереть.

ДЕТСКАЯ — ПРИХОЖАЯ.
ОЛЕГ. Ты не знаешь, что такое стыд за отца. Какая это пытка… Постоянное чувство вины и стыда… Я по улицам не мог ходить, видеть этих нищих стариков и старух… А тут еще пошли американские фильмы про вампиров, и мне вдруг стало казаться, что мой отец – тоже вампир. Бред, конечно… Сосет из народа кровь… И однажды я понял: я не хочу жить в этом аду, не хочу… Ты не представляешь, какое облегчение я почувствовал, когда первый раз встал с гитарой в метро… Какую свободу…
ОЛЬГА /с болью/. И как же тогда твой отец всё узнал про меня? Если ты порвал с ним…
ОЛЕГ /тяжело выдохнув/. Нашел твой адрес в моем блокноте…Он такой… подглядывает, подслушивает, выслеживает… Это у него называется «всё под контролем».
Юрий Андреевич слушает и все больше и больше вжимает голову в плечи, точно не имея сил уйти от неотвратимой встречи с правдой о себе…
ОЛЕГ. И самое страшное – он ведь не чудовище!
Юрий Андреевич невольно оглядывается на зеркало, смотрит на свое отражение в нем…
ГОЛОС ОЛЕГА. Ты знаешь, однажды мы с ним были в гостях у родственников, мне было лет шесть, наверное, и он очень сильно напился… Никогда не видел его таким пьяным, его довели до постели, и он рухнул. Я решил, что он умирает. Я встал перед его постелью на колени и стал следить за его дыханием. Он дышал с такими жуткими, длинными паузами, что мне казалось, что вот – он умер, это последний его вздох…
Лицо у Юрия Андреевича делается все напряженнее – он вспоминает.
ГОЛОС ОЛЕГА. Но нет, он вздыхал опять, с каким-то клекотом… Стонал, бормотал что-то… И тогда я взмолился, хотя еще не знал, что на свете есть Бог. Я говорил этому Богу: я буду целовать этот грязный пол до утра, только пусть мой папа не умирает…
И не менее напряженно слушает этот рассказ Ольга.
Олег смотрит куда-то за окно и тихо продолжает.
ОЛЕГ. Знаешь, а сегодня ночью я очнулся и увидел раскладушку… Он спал рядом со мной, так он делал, когда я болел в детстве — маму жалел, она уставала очень… — и я вспомнил ту ночь… И вдруг такая боль… что мы с ним не вместе, что он сам себя приговорил к одиночеству…
Юрий Андреевич, потрясенный и словно оцепеневший, не может сдвинуться с места…
ОЛЕГ. /Тянет к Ольге руку, и она подходит ближе к нему./ Мы создадим эту школу, вот увидишь!… Я уломаю отца, я его уговорю… Оля! Не молчи!…
Юрий Андреевич опускает глаза и вдруг на полке под зеркалом видит шляпу Ольги… Неожиданная догадка озаряет его лицо.
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /себе, шепотом/. Олечка!?!… /Быстро, проверяя себя, поворачивается к дверям детской. Теперь он видит и лицо девушки — она молча стоит около Олега с низко опущенной головой. Опять шепотом./ Ольга Николаевна…
Он поворачивается и быстро от дверей детской идет к выходу…
ОЛЕГ. Ему не устоять — расколем!… Ну, не пользуйся моей слабостью! Я даже не могу встать и поцеловать тебя… Я люблю тебя… /Ольга вдруг громко всхлипывает, и по ее лицу градом катятся слезы./ Ну что ты, моя чудесная, моя удивительная… /Еще ближе притягивает ее за руку к себе./
Ольга, как подкошенная, падает на колени, обеими руками обнимает его за талию, лицом прижимается ему к груди и горько и безутешно плачет.
ОЛЕГ /гладит ее по голове/. Моя бедная, что же ты пережила… Но все прошло… Как это ты написала: уже готова была меня любить? Олечка! /Привлекает к себе ее заплаканное лицо./ Правда, готова любить?
ОЛЬГА /сквозь рыдания/. Ты опять, наверное, в бреду! А твоя Николь?
ОЛЕГ. Какая Николь? Я просил руки только единственный раз в жизни — у тебя. Главное, что решила ТЫ! Любишь ли ты меня?
ОЛЬГА /вжимается головой ему в грудь. Рыдая./ Нет! Нет! Нет! Я ненавижу тебя! Ненавижу! Ненавижу!
Олег, страдая от ее слез, гладит и гладит ее голову, плечи… Наконец она затихает…
В наступившей тишине раздается песня Олега. Он поет ее тихо, чтобы не разбудить братьев:

Ни одну твою слезу,
ни один твой вздох печальный,
раздраженья злого суд,
холод тот, неизначальный,
сердца боль и горечь слов,
от обиды губ дрожанье,
от тоски холодный лоб
и горячий от страданья…

ЧИСТЫЕ ПРУДЫ. ВЕЧЕР. ДОЖДЬ. Юрий Андреевич быстро идет по аллее, сам не зная куда… Черты его лица, казалось, за долгие годы окаменевшие, начинают медленно и тяжко оживать… За кадром продолжает звучать песня Олега:

Ни одну слезу твою,
ни один твой вздох печальный,
глаз прозрачную броню,
жест беспомощный, прощальный…

Юрий Андреевич внезапно останавливается и, увидев скамейку, что-то ему напомнившую, опускается на нее и, раскинув на ее спинку руки, подставляет лицо струям дождя… Глаза его закрыты.

ни мольбу упавших рук,
ни твоей души простуды,
ни у век усталый круг, —
Не прощу и не забуду.

ДЕТСКАЯ. (Продолжение сцены.)
На тумбочке под торшером стоит черно-белая фотография в красивой рамке: на скамейке (той самой, на Чистых прудах!), раскинув руки, сидит мужчина (в котором узнается молодой Юрий Андреевич), рядом — женщина, по-видимому, его жена, и между ними – мальчик, лет трех. Это Олег.
Ольга смотрит на эту фотографию, потом на Олега, как бы сравнивая их и удивляясь себе, что она раньше не узнала на ней любимого. А он заканчивает свою песню почти шепотом, почти речитативом:

Не прощу я это року,
людям злым, твоей судьбе,
временам или эпохам,
и себе, себе, себе!…

Комната слабо освещена торшером, и в полумраке и тишине застыли, как скульптурная группа, Олег, склонившейся над Ольгой, которая сидит у его ног, опустив голову ему на колени. Движутся только его руки, слегка дотрагиваясь ее волос, да мерцающий свет от торшера, отраженный в темных окнах…
ОЛЬГА /шепчет/. Как это я сразу не узнала тебя? /И, сильнее прижимаясь к его коленям, снова смотрит на фотографию на стене./

ЧИСТЫЕ ПРУДЫ. ВЕЧЕР. ДОЖДЬ.

На той же самой лавочке, где сидели его дети, сидит теперь Юрий Андреевич, пытающийся понять, что же произошло – с ним, со страной, с миром… И мы не сразу понимаем, что видим сейчас вместе с ним его сон, где он вот так же сидит на скамейке, подставив лицо струям дождя, и всё вокруг то же, что уже было до этого, лишь свет какой-то фантастический и музыка обозначает приближение некого мистического действа.

Эту музыкальную сцену можно назвать символическим «экзерсисом» во сне – бывший советский геолог изрыгает из себя беса бобла – Чистые пруды постепенно зеленеют от долларов, которыми его тошнит…
Проснувшись от ужаса, Юрий Андреевич с радостью обнаруживает, что пруды по-прежнему чисты и прекрасны… Очистительный дождь закончился, и никакой долларовой ряски на их глади, даже реклама куда-то стыдливо попряталась… А лебеди всё те же… Плавают, рядом друг с другом, как они делали это от сотворения мира.
Внезапно у Юрия Андреевича звонит мобильный телефон. Он читает на его экране, кто звонит, и начинает говорить, не поздоровавшись, первый и сразу на полную катушку.
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /в трубку/. Елена Петровна! Леночка!… Я целый день ждал Вашего звонка. Но, слава Богу, всё благополучно разрешилось без нашего вмешательства. Короче, я вас поздравляю со скорой свадьбой!… Как чьей? Наших детей. А вы о какой подумали? Признавайтесь, только честно!

КВАРТИРА ОЛЬГИ.
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /гневно, в трубку/. Вы что? Опять прикалываетесь? Я брошу трубку.
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /голос в трубке/. Умоляю, не бросайте!… Пощадите меня! Понимаете, наши дети у меня дома объясняются в любви, это, наверное, надолго, а я сижу здесь один, на Чистых прудах… Ночь… Дождь… Голодный… Промокший… Бездомный… И такой одинокий… Можно я приеду к вам? Поговорим…
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /совершенно озадаченная/. Как это под дождем, один… Так, может, вы не олигарх никакой?
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /голос в трубке/. Ну а если не олигарх, пустите к себе в дом?
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /торжествующе/. Все-таки прикалывались?…
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /голос в трубке/. Ну, в первоначальном смысле этого слова… Булавочкой… к вам…
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /сдержанно/. Ну ладно, если голодный и холодный – то приезжайте! /Кладет трубку./
Некоторое время она обдумывает что-то, вдруг опрометью бросается к холодильнику, распахивает его, чтобы воочию убедиться, что он не пустой…

ЭПИЛОГ
ХРАМ В ДЕРЕВНЕ. /Интерьер./ Венчание, как и пророчествовал Олег, состоялось в старом деревенском храме. Народу присутствует немного: только самые близкие. Со стороны Ольги Елена Петровна, Лена и Кристина; со стороны Олега — друг Павел, Николь с отцом, Юрий Андреевич и Ираида Яковлевна. Близнецы, обалдевшие от счастья, как пажи, придерживают фату… Вот священник, отец Сергий, трижды меняет обручальные кольца жениха и невесты. И они отпивают по три глотка из одной чаши…

САД. ДОМ. ОСЕНЬ. ДЕНЬ. Свадебный обед происходит на открытом воздухе, стол накрыт в беседке, белокаменной с колоннами, недавно построенной.
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /сидит рядом с Еленой Петровной. Наклонившись к ней, интимно/. И это убожество называется свадьбой? Мельчают поколения, да… Придется нам с вами пример показывать, что такое свадьба в первозданном русском смысле.
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА /смущенно/. Да ну вас! /Переводит разговор на другое./ Я вот давно хотела спросить: импрессионисты вам помогли?
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. А как же! Вон, видите, сидит. /Кивает на отца Николь/. Я ему: «Мане», «Мане», а он понял, что «мани», и всё, как миленький, подписал.
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. Вы опять хулиганите?
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. Не, я серьезно. Он даже Мане от Моне не отличит.
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА. А вам кто больше нравится?
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ. Сравнили! Клод Моне на последних торгах ушел за 32 миллиона фунтов стерлингов. Вот такая фитюлечка. /Рисует в воздухе размеры. Елена Петровна начинает тихо смеяться./ Да-да, не смейтесь! Всего одна картина! «Воздух! Воздух!» Вот кто из воздуха деньги делает!
Елена Петровна пытается как-то унять свой смех, но он становится уже неудержимым, а по лукавой его улыбке, которую он от нее прячет, можно догадаться, что он ей просто подыгрывает…
ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ /продолжает/. А вот такусенький Ван-Гог… вы не поверите, просто башмак нарисован, неизвестной фирмы, казалось бы, никакого рекламного потенциала, а знаете, за сколько ушел? /К удовольствию Юрия Андреевича Елена Петровна от смеха чуть не падает со стула./ Вот про это самое и говорят: «смешные цены». На торгах сплошной хохот… Удар молотка, и все под стул падают. «Человеческая комедия» Данте…
НИКОЛЬ /Ираиде Яковлевне, поглядывая на родителей новобрачных/. Кажется, Юрий Андреевич началь иметь успех у женщин!
ИРАИДА ЯКОВЛЕВНА. Множественное число нам ни к чему!… Впрочем, французам это не понять!
НИКОЛЬ. О, понять! Понять! Достаточно один женщин!
ПАВЕЛ /усмехаясь/. И, может быть, одна мужчин?
НИКОЛЬ /поворачиваясь к Павлу, восторженно/. Понять! Один женщин и одна мужчин – это есть круто!
ПАВЕЛ. Очень круто! /Смотрит на Николь./ Даже голова закружилась. За любовь! /протягивает ей навстречу бокал, они чокаются./
ОЛЕГ и ОЛЬГА /подхватывают хором/. И за дружбу!
Все присоединяются к их тосту…
…Молодые отделились от гостей и родни.
Взявшись за руки, они бегут по саду.
Проходят мимо дедовского дома, подбегают к усадьбе.
У крыльца Олег поднимает Ольгу на руки и вносит по лестнице в широко распахнутую двустворчатую дверь.
Огромный светлый зал, выложенный желтым паркетом, с двух сторон освещен солнцем.
Ольга и Олег поют, танцуя в вальсе (ах, если бы режиссер с композитором, вдохновленные «Большим вальсом», создали нечто конгениальное тому знаменитому любовному неповторимому головокружению – мы имеем право этого желать, ведь наш сценарий о чуде!):

                                                              Насыщен светом и теплом        отцовский чистый дом.                      Мы в этом доме световом
с тобою заживем.
Сияет солнце на полу,
как золотой палас.
Гнездо для ласточек в углу
Под козырьком у нас.
Везде ~ покой и тишина.
Повсюду белизна.
Из приоткрытого окна
мелодия слышна.
Она красива и проста —
не устает звучать…
И так спокойна, так чиста…

Музыка обрывается, молодожены замирают…
ОЛЬГА /поворачиваясь к Олегу с широко раскрытыми глазами, заканчивает текст шепотом /:
Что страшно жить начать…

Они подходят к окну и смотрят на расстилающиеся перед ними просторы милой Родины, где так много всего хорошего — и красоты, и любви, и работы…

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *